Онлайн книга «Убойная реприза»
|
Доехал до «Баррикадной», вышел к высотке… справа в начале 80-х была забегаловка. Как-то летним полувечером я видел там трех полковников, втихаря распивающих бутылку водки, и остро понял: вооруженным силам – кранты! А когда в Севастополе на противолодочном ракетном крейсере «Москва» увидел тараканов… Эдик и Икс Игрекович встретили меня, как родного. – А вот и наш писатель! – пафосно произнес Эдик. Я сел в кресло и уставился в уже знакомую кирпичную стену. – Что беспокоит нашу умную голову? – спросил Икс Игрекович. – «Они жили долго и счастливо и умерли в один день», а кто же их хоронил? – Ну, об этом пора уже забыть! – вразумительно сказал Эдик. – Нас ждет новое дело. Ты знаешь Д.? – Он назвал фамилию частенько мелькающего на телеэкране артиста. – Как ты к нему относишься? – Никак. Я ко всем отношусь «никак». – Ну, ты его знаешь? – Кто ж его не знает – эдакий гусар! Гусар – на сцене. А за кулисами… перед телесъемкой грим накладывают: минута-две-три – он сорок! Каждый волосок ему на бровях расчесывают. Вид гвардейский придают – лаком волосы поливают. Ох, уж эти маменькины сынки! Позаканчивали музыкальные, театральные училища, а ведут себя, будто вышли из огня пожарищ! Тачки у них крутые, джинсы драные, в бутиках задорого купленные, а настоящие герои? В электричке встретил одного во время чеченской войны – летчик в отпуске, ездил родителям помогал картошку копать, сидит парень с лопатой, замотанной в мешковину. «Надо, – говорит, – помочь, а то если не вернусь…» Гусары! В Орехово-Зуеве: старлей и капитан… Старлей под два метра – три ордена «Мужества», капитан ему по плечо, худенький, как пацан, у него – пять! И денег получают эти герои в двадцать раз меньше, чем артисты, которые их изображают! И к тому же – плохо. – Ну и как ты относишься к Д.? – повторил Эдик. – Что ты молчишь? – Надо подумать… – Думай быстрей – заказ срочный! Не люблю, когда меня подгоняют. Я «Стрелец» – меня тормозить надо. Я в молодости рассказы писал: напишу название и уже думаю: куда нести? Я!.. Икс Игрекович молчал и смотрел, склонив голову набок. Так у нас учитель математики ждал вразумительного ответа от нерадивых учеников. Я решил выровнять его голову и сказал: – Сегодня утром из милиции звонили… Голова режиссера приняла нормальное положение. В глазах, как лампочки, зажглось внимание. – Ну и?.. – напрягся Эдик. – Ну, что «ну» – дело завели. Статья сто сорок… сто двадцать… забыл какая. – Какое «дело»?! – не встал, но будто подпрыгнул Икс Игрекович. (А не смотри на меня учителем Дмитрием Степановичем!) – При чем тут милиция? – Это вы сами у них спросите «при чем»? Вы когда из дома вышли? – Я… не помню, часов в одиннадцать. – А мне в двенадцать позвонили, значит, вас не застали. Вечером позвонят. Статья сто тридцать или… сто двадцать какая-то… И еще эта… за незаконное ношение государственных наград. – Но я ничего не носил! Ох, тупеют люди, если беда рядом оказывается! Зайца… кролика за медведя принимают. Эдик – тот шаг к двери сделал, словно бежать уже собрался. – Ваш Сенечка дорогой-любезный, наверное, треплется! Языком молотит! Я же просил его не привлекать! – Но я!.. – начал опять Икс Игрекович. – Наград не носили… значит – вы проходите по делу как организатор преступного сообщества. При слове «организатор» Икс Игрекович посмотрел на Эдика. – Да он врет! – опомнился Эдик. – Шутит. Кому мы нужны – вокруг миллионы воруют! Миллиарды, – подумав, добавил он. – Не знаю, не знаю, – сказал я. – Может быть, номером ошиблись… а может быть, еще позвонят… – Ну, у вас и шутки! – покачал головой Икс Игрекович, но больше ее не наклонял. – Ну, ладно, давайте работать! – призвал Эдик. И включил запись ток-шоу, которое я, кстати или некстати, видел по телевизору несколько дней назад. Не полностью – нагружать себя чужими проблемами я не охотник, а выслушивать умозаключения типа: чужую беду – рукой разведу, тем паче. Что-то они в том ток-шоу обсуждали-рассуждали о человеческом достоинстве, и этот обалдуй заявил: «Жалко, что отменили дуэли!» Сей фрагмент и продемонстрировал Эдик. – Ну, – спросил он, – каков молодец? Жалко ему! Настя принесла на небольшом подносе три чашки кофе и тарелочку с печеньем. Я взял одну печенину и воскликнул: – Смотрите! «Юбилейное» с ошибкой – «юбэлейное»! Кавказцы, наверное, делали! – Где?! – дернулись все. Причем Икс Игрекович опрокинул чашку. – Шучу! – заорал я, испугавшись, что он испачкается. – Все! Хватит, давайте работать! – мобилизовал Эдик. – Настя, ты здесь подотри. Никто не испачкался, нет? Настя принесла маленькую тряпочку и стала размазывать по столу пролитое. Жену надо выбирать, тестируя на протирание пролитого кофе. Настя так неумело, нехотя и брезгливо водила тряпочкой, что ее будущая жизнь была для меня как на ладони. Я уже начал сочувствовать ее будущему мужу. Но Эдик прервал хозяйственную деятельность секретарши нетерпеливым: – Всё, всё! Иди! – Я забыла, вам с сахаром? – обернулась она в дверях. – Нет, нет! – отмахнулся Эдик. – А мне с сахаром, – нарочно сказал я. – А я уже положила! – вспомнила Эдикова помощница. – Ну, хорошо, хорошо! Иди! Она ушла, как уходит боль. Д. был из плеяды, рожденной сериалами. Картонный, возомнивший, подогревший внимание неприхотливой публики шумным разводом… Всякие артисты снимаются в сериалах. Кто-то конфузясь; кто-то, смирясь и призывая себя потерпеть до лучших времен; кто-то отпустил вожжи и – будь что будет! А этот – возомнил! И возомнение расплылось на его лакейском лице и засияло. В детстве про таких говорили: «Фраеров не бьют – они наглеют». И еще: «Наглый фраер страшнее танка». Ха-ха!.. Такое детство… у каждого свое. – Поступил заказ: предоставить ему возможность поучаствовать в дуэли, – перешел к делу Эдик. – Э, нет! – встал я. – Это без меня! Спасибо за кофе, я пошел… – Подожди, сядь! – Эдик взял меня за плечи и попробовал вдавить в кресло. Я сел, не потому что повиновался, а потому что не люблю, когда меня трогают, особенно мужчины. – Ты послушай: никакого криминала – шутка. Пошутим – ему, дурачку, понравится. – Заказчику? – Боже упаси! Он отнюдь не дурачок, он человек солидный, с юмором… – Нет, нет! – Я опять встал. – На хрена мне нужно! Ну, закружилась у мальчика головка, ну остудит его жизнь – ни он первый, ни он последний. Сколько их было на моем… на нашем веку. |