Книга Клопы, страница 21 – Александр Шарыпов

– Да что за притча такая! – закричал он в отчаянии. – Не постигну законы сии!

Выпал топор из дрожащих рук.

– Эх ты, лихо, лишенько, – сказал над ним Святогор.

Тут Илья стукнулся носом и открыл глаза. И увидел седло под щекой.

– Тяжко тебе? – сказал Добрыня. – Кто ж тя полошит? Ох, беда. Ну, дай подую.

Кто-то храпел за Добрыней, а кто-то чесался, а кто-то сказал из темноты:

– Кто тамо храпить? Лягните его!

Добрыня, склонившись, подул Илье на темя, и тот стал падать в глубокий поруб, держась за дряблую старушечью руку и стараясь дышать равномерно.

Отправляясь на Рибок – если у вас есть капля совести – прошу вас, возьмите что-нибудь почитать.

Не для себя! В супермаркете, когда гид сделает паузу, при переходе между рядами полок обратите внимание на служительницу, стоящую у окна. Дайте ей. Не надо чего-то сверхизысканного, лучше всего – горсть листков отрывного календаря.

Мы не задумываемся, насколько там дороги чувства. Нас учат, что они не нужны рибочанам; я сам, к стыду своему, думал так. Мне не приходило в голову, что чувства на Рибок приходится импортировать черт-те откуда и они просто не по карману абсолютному большинству людей. Истину открыл мне один опустившийся, разглаженный до невозможности рибочанин с солнечной батареей вместо лысины и с кашей в голове, который увидел, как я читаю на скамеечке возле фонтана, и сразу подсел ко мне.

– Истина состоит в том, – сказал он, – что человек потребляет и не может не потреблять.

– Разве вас не удовлетворяет вид этих деревьев? – со всей наивностью представителя совершенно иного мира спросил я его.

– Удовлетворяет ли вас упаковка пищи? – ответил он вопросом на вопрос и вдруг зажмурился.

Подняв голову, я увидел, что девушка, проходившая мимо, – из тех, что я, по недалекости своей, относил к Армии Спасения, – выключила бюстгальтер. Как сжался мой собеседник! Тут только я понял, что она делает это для меня – духовно богатого по их меркам иностранца, который за чувства может заплатить буквой и духом или же обменять баш на баш.

Так не уподобляйтесь же им – давайте. Давайте всем, безвозмездно. В некоторых случаях лишь требуется такт.

Студенткам, например, лучше подавать за оживленным разговором в поезде, чтоб это выглядело как обмен. Пусть они думают, что вы не знаете, что у них ничего нет. Делайте упор на то, что ваше чтиво без консервантов, что оно может потерять полезность до утра, что вам одному его не осилить и т.д. и т.п. Скажите что-либо смешное – например, назовите изюминки тараканами. Я еще убеждал тем, что мои листочки домашнего производства – поскольку и в самом деле готовлю сам, – это всегда действовало безотказно, и все, что я доставал, даже мятое, прочитывалось моментально.

Взрослым вместо красочных, дорогих изданий на лощеной бумаге даже полезней что-нибудь невзрачное, но питательное.

Детям, напротив, лучше магазинное, имеющее привлекательный вид. Кроме того, надо показать, что вы сами читаете с увлечением. Но будьте всегда наготове! Однажды я слишком увлекся и вспомнил, что я в рибочанском кинотеатре, только когда услышал:

– Мама, у нас нет ничего почитать?

– Нет ничего, терпи.

Я едва успел протянуть фонарь и вырванные страницы – мама чуть не увела свою дочь: они учат их не разговаривать с незнакомым мужчиной. И долго еще в ушах у меня звучал детский голос… Вообще никогда, никому из них не мог я смотреть в глаза – наверное, там были слезы, – я всегда отворачивался. Но я слышал, как старушки говорили «сынок», девушки в поезде – «Сашка», а та маленькая рибочанка, может быть, впервые в жизни выговорила «спасибо».

О, если у вас есть сердце, отправляясь на Рибок, возьмите что-нибудь почитать.

Ханс фон Пфеффер, командир танка М1А2 «Абрамс», порядковый № 3727, имея задачу Объединенного командования наступать в направлении Ремни – Угрюмиха, принял решение двигаться по прямой, поэтому, не доезжая до Федурново, на первом же переезде через канаву свернул с шоссе. Танк протаранил изгородь, рассыпал поленницу дров и, проделав просеку в полосе редколесья, вырвался на оперативный простор.

Отличная видимость – вот что привлекло Ханса в этом поле. Гусеницы почти не вязли в мерзлой, чуть припорошенной снегом земле. Опасаясь лишь появления вертолета, он следил за верхней полусферой.

– Командир! Сбой БМС! – вдруг сообщил наводчик. – Ориентир стог, справа два: объект не опознан!

Ханс посмотрел в перископ:

– Какого дьявола не опознан: мужик! – и нажал на гашетку башенного пулемета.

Случилось, однако, непонятное: мужик никак не отреагировал. Он все так же стоял, слегка отведя одну руку, как бы голосуя.

– Доннер веттер, – сказал Ханc. Из-за такой ерунды приходилось терять секунды. Того и гляди появится вертолет.

– А ну, дай ему фугасный, и дело с концом.

– Понял.

– Готово, – доложил заряжающий.

– Вижу, – сказал Ханс, скользнув глазами по меткам на прицеле.

– Командир, дальность меньше ста! – вдруг крикнул наводчик, когда Ханс уже хотел скомандовать.

– Как меньше? – Ханс вгляделся в метки лазерного дальномера и не поверил себе. На глаз до мужика было все триста.

– Зигфрид, влево! – скомандовал он механику-водителю, увидев ложбину слева по ходу танка, и нажал «дым».

Из трех стволов шестиствольного гранатомета вылетели и разорвались дымовые гранаты. В ложбине танк так качнуло, что в глазах Ханса смазалась приборная доска.

– Стоп, – сказал он. И, когда все заволокло дымом, придвинул к себе окуляр тепловизионного прибора.

Там, однако, светился один стог. Что за черт? Или это галлюцинация? Он бросил взгляд на прибор химразведки. Тот показывал «чисто».

– Надеть маски, – на всякий случай скомандовал Ханс и включил слабый наддув. Почему молчит БМС – система управления боем? Неужели мужика сверху не видно? А что если русские сбили спутник?

– Раздавить его гусеницами, – предложил механик-водитель.

– Бог знает, что у него в руке, – возразил Ханс.

Он припомнил вид этого мужика – в красной рубахе, с отведенной рукой. «Как будто он приглашал к себе, – подумал Ханс, – или показывал – вот, дескать, мое поле».

В голову ему полезли какие-то странные мысли о его собственном доме. Ханс мотнул головой. Но отогнать их не удалось.

«Ничего у него нет в руке, – пришла откуда-то твердая уверенность. – И вообще ничего нет. Он что-то хочет сообщить нам. Что делать?»