Книга Беременная вдова, страница 55 – Мартин Эмис

Вскоре настало ожидание, потом настали метаморфозы, потом настало torquere («перекореживать»); но прежде настал поворот.

* * *

Когда в половине третьего он вошел в спальню башенки, Лили с Кенриком лежали вместе на оголенной простыне. Лили в своем атласном халатике, Кенрик в рубашке, джинсах и кедах. Ромб лунного света омывал их тела своей невинностью; однако лица их затерялись в черной тени.

— Вы живы? Я вел «роллс», — сказал Кит.

Лили спросила несонным голосом:

— А Мальчик с пальчик где был?

— На заднем сиденье, с Собакой. Чем они там занимались, бог знает.

— Это они с таким визгом отъехали? Уже час прошел.

— Я сидел, думал.

— М-м, еще бы — не сомневаюсь. Так, ну и где теперь тебе улечься? Можешь пойти в соседнюю комнату и залезть к Бухжопе — мне плевать.

— А он что тут вообще делает?

— Он? Что он тут делает? Как бы тебе объяснить. Он, видишь ли, занимался со мной любовью. И это было божественно. Некоторые мужчины умеют дать женщине почувствовать, что она красива. А потом он снова оделся — он же не хотел, чтобы ты знал. Правда ведь? Потом он уснул. А может, просто притворяется.

— Жаль, мне не видно твоего лица. Кенрик? Спихни его вниз. На ковре подушка есть. Спихни.

Затем Кенрик перекатился вниз. Раздался вялый, но все равно противный стук, за ним — тишина.

Лили сказала:

— Кстати говоря. Когда тебя имеют в зад, получается чудовище с одной спиной. Разве не так?

— Жаль, мне не видно твоего лица, — повторил он.

— Но этим можно заниматься и наоборот.

— Жаль, мне не видно твоего лица.

* * *

Во второй половине дня двое гостей собрались и отправились в путь, но все, кто их видел, запомнили это на всю жизнь: Рита и Руаа вместе в одном кадре — Руаа и Рита у бассейна.

Тем временем Кенрик с Китом в плавках лежали на газоне. Их совершенно безволосые груди, их плоские животы, их полные коричневые бедра — не особенно ладно скроенные, не особенно невинные, но бесспорно юные.

Кенрик приподнялся, опершись на локоть.

— Тут как в раю, — сказал он с тошнотой в голосе и снова рухнул с дрожащим вздохом. — Бог ты мой, ну и мрачный же видик у этих птиц. У ворон. Это тебе не… не все краски восточного базара на одном дереве. Ох и любят они посмеяться.

— Ты на тех посмотри, вон там. — Кит имел в виду magneti [64] , что дырявили горизонт.

— Эти тоже клевые. Нет. Вороны.

Вороны — с озлобленными лицами мусорщиков, с хриплыми криками голода. И Кит тоже прокаркал свой вопрос — о прошлой ночи и Лили… Он больше не переливался с головы до ног коварством — он начал подозревать, что бывают люди, обладающие большим талантом по части коварства, нежели он. Кит чувствовал себя физиком-новобранцем, который в первый же день провоцирует необратимую цепную реакцию, а потом просто стоит и смотрит. Кенрик сказал:

— По-моему, ничего не было. А вообще я не помню. Опять. Неудобно как-то. И некрасиво. Но что поделаешь. Не помню.

Да. План Кита содержал в себе еще один очевидный прокол: в нем был задействован Кенрик.

— Я думал, ты уже протрезвился.

— Я тоже, но после такого количества этого чертова кофе я выпил еще бочку вина и снова перешел на скотч. О господи. Теперь полегчало немножко. А то я как открыл глаза, так первая мысль: где это я? Погоди. Может, я все еще вспомню.

— Опиши, что такое похмелье. У меня, кажется, ни разу не было.

Демонстрируя один из элементов хорошего (протестантского) образования, Кенрик ответил:

— Это вроде… это вроде инквизиции. Ну да. Точно. Похмелье терзает тебя за твои грехи. А когда исповедаешься, оно еще сильнее терзает. И кстати, если кажется, что у тебя его ни разу не было, значит, у тебя его ни разу не было.

— Разве с сексом не то же самое? Если кажется, что не было, значит, не было.

— О, это странная штука, секс вперемешку с выпивкой. Можно проснуться со словами, извини, что не было, а на самом деле было… О'кей. Значит, мы беседовали на террасе. Потом оказались наверху, в башне. Помню, я еще подумал, какая она милая. Помню, я подумал, какая она верная, Лили.

Это утверждение было не столь информативным, сколь могло показаться: слово «верный» служило Кенрику выражением общего одобрения; различные питейные заведения, биллиардные и игорные притоны получали в его устах похвальный отзыв «верное».

— Извини, чувак. Ее-то, наверное, спросить нельзя. Нельзя у Лили справиться.

— Можно, но она…

Лили шла через лужайку к месту, где они лежали, в своем темно-синем бикини, походкой необычно легкой, подумалось Киту, словно девушка с рекламы чего-то полезного или ароматного — скажем, «Райвиты» или «4711». Она встала на колени сбоку от Кенрика и осторожно поцеловала его в губы. Они наблюдали за тем, как она идет дальше, вниз по склону.

— М-м, это мне что-то напомнило. Давай сменим тему ненадолго. Рита. Ты посмотрел, как она танцует?

— Вся дискотека посмотрела, как она танцует. — Потеющий кабак, освобожденная площадка, круговая толпа, светомузыка, зеркальные шары, Ритина маечка и мини-юбка с «Юнион Джеком». — Акробатический танец.

— Акробатический танец. — Кенрик рухнул наземь.

— К тому же — о господи, — в последний раз этот шест был дюймах в девяти от земли, никак не больше.

— Видишь, вот чего ей нужно. Поразительно, правда? Для нее это идеальное положение вещей, — сказал Кенрик. — Каждая пара глаз во всем заведении прикована к ее пипке.

— Интересно, а мы бы так стали? Если б могли?

— Может. Если б могли. Только что-то я себе не могу этого представить. А потом что?

— Потом, на улице, она говорит: «Ты, Кит, садись за руль, а мы с Себом назад залезем».

— Ты что-нибудь видел?

— Нет, я зеркало не опускал. Не решался взглянуть. Зато я слушал. — Интенсивные промежутки тишины, прерываемые движениями, безумными в своей внезапности: молниеносными рывками, дерганиями, подскакиваниями. — Такая как бы реакция на удары кнутом. С его стороны. То и дело. — Кит снова рухнул наземь. — Когда я вышел, он перебрался через сиденье. И они рванули.

Кенрик засмеялся, неохотно — потом охотно.

— Удары кнутом, — произнес он. — Вообще-то она классная, Собака. Я слишком молодой, чтобы заниматься всеми этими извращениями. Слишком молодой и слишком извращенный.