Онлайн книга «Смех Again»
|
— Сейчас же каникулы, па… — Я тебя накажу, дрянная девчонка… — говорю я. Окси хихикает: — Скажи это Тем голосом. — Каким из? — Ну ТЕМ… — Голосом Похотливого Старикашки? С мокрыми ладошками, слюнявым ртом и маленьким розовым членом? — Фу-у-у-у… Да! — Я тебя накажу, дрянная девчонка… Я задеру твою юбку и отшлёпаю тебя по попке… по твоей розовой сладкой попке… Хихиканье в трубке: — Ну, пожалуйста, не надо, па… — …А потом заставлю сидеть у меня на коленях без трусиков и делать уроки, мерзавка… Хихиканье в трубке перерастает в хохот. Потом: — Ты такой прикольный… Я улыбаюсь: — Посидишь на моих коленях? — Я подумаю… — мурлычет она. Точно так же она мурлыкала, когда я привязал её к своей кровати и прошёлся губами от пальчиков на её ногах до кошачьих местечек за аккуратными розовыми ушками. Я спросил тогда — чем от неё так хорошо пахнет? Kenzo? — Нет, — сказала она в подушку, — я не пользуюсь духами. Это я так пахну. Еле уловимый, сладкий и одновременно терпкий запах. Так пахнет её гладкая, как шёлк, кожа. И если зарыться носом, в её растрёпанную причёску — корни волос тоже будут источать этот запах. Она вся так пахнет. Когда я говорю «вся», я имею в виду «везде». Она везде сладкая и терпкая. Одновременно. Когда я вспоминаю это, то сразу чувствую шевеление в паху. И когда она говорит в трубку: — Какого цвета на мне трусики? С трёх раз? — мои шорты цвета хаки уже оттопыриваются по полной программе. Это очередная ежедневная игра Окси. Если я угадаю цвет трусиков, вечером меня ждёт нечто особенное. — М-м-м… — я слушаю её дыхание — …чёрные? — Я сегодня в белом, па… — Белые? — Не-а… — М-м-м… — Последняя попытка… — я слышу звон посуды: она сидит в какой-то кафешке. — Ты совсем без трусиков, да? — Умница, — по её голосу я чувствую, что она улыбается, — я уже думала, что сегодня ты пропустишь приватное pornoparty… Pornoparty — это она меня наслушалась. Коза такая… — Ты сильно занят, па? — А что такое? — Мне уже тут надоело… Один усатый дядя, уже второй раз шампанское с официантом присылает… Вкусное… — Я щас приеду и твоему шампанскому яйца, нах, оторву! — говорю я голосом «Отсидел И Только Что Вышел». Хихиканье в трубке. Потом: — Поторопись, па… а то пока мы с тобой разговариваем, у меня весь стул мокрый стал… сидеть неудобно. — Уже лечу, — говорю я и улыбаюсь: коза такая… В кафе я чмокаю её в щёку и вешаю рюкзак на спинку своего стула. Она блестит глазами с той стороны стола, на котором стоит полупустой бокал с золотистым содержимым. — Это уже третий. — Где этот дядя? — спрашиваю я и тут же замечаю его в углу: с усами, в рубашке с пальмами и рыжих сандалях. Не сандалиях — именно Сандалях. Да ещё в белых носках. Я посылаю ему воздушный поцелуй. Он отворачивается. — Стул ещё мокрый? — спрашиваю я. — Я вся мокрая. Хочешь потрогать? — она берёт бокал, делает глоток и смотрит на меня поверх стеклянного краешка. — Позже. Кое-что об Окси. Она ненавидит органную музыку. — Кто её может по-настоящему любить? — вещала она, валяясь голышом на моём диване и как всегда болтая пятками в воздухе. — Наверное, те, которые в «Что? Где? Когда?» участвуют. Ненавижу всех этих мерзких усатых очкариков. Им, по-моему, даже за деньги никто не даст… Только какая-нибудь оплывшая бесформенная интеллектуалка средних лет в бабушкиных трусах… (её передёрнуло)… ф-ф-фу!!! Я бросил взгляд в угол: сбрей усы, чувак, и вставь линзы, хе-хе… Окси допила шампанское, поставила пустой бокал на центр стола и сообщила: — Ой… Кажется, уже пьяная… А я за рулём… На входе в кафе я видел её маленький, но мощный итальянский мотороллер с семью красными звёздами на борту. Когда я спросил, что они означают, она махнула рукой: — А… это я шесть котов задавила… и одного ёжика. Потом ткнула в меня указательным пальцем: — Не специально. У меня в рюкзаке сейчас лежит небольшой презент для неё. Я лезу рукой за спину и, порывшись, извлекаю его на свет. — Спокойно, сеньорита… у вас сегодня личный пилот, — говорю я и надеваю презент на свою голову, — comprendez? — Waw! — глаза Окси заискрились. — А он настоящий?! Настоящий. Кожаный лётный шлем. Чёрный. Внутри на подкладке надпись маркером на испанском «лейтенант Наваз». Подвернулся как-то в военном сэконде, в Москве. — Ага. Настоящий, — я протягиваю шлем ей, — он твой. — Мой?! — она натягивает его на голову. — Спасибо, па! Поехали кататься?! — Поехали. На выходе из кафе я посылаю очкарику ещё один воздушный поцелуй. Позже, выкатав почти полный бак бензина, мы тормозим у большого фонтана на проспекте. Я сижу на мотороллере с бутылкой колы в руке и смотрю, как босая Окси бродит в прозрачной воде, доходящей ей до колен, среди бултыхающейся ребятни: жара. Свои белые теннисные туфли она оставила на бортике. В левой руке — фруктовый лёд на палочке. Он подтаивает, и она слизывает липкие розовые капли с тыльной стороны ладони. Короткая белая юбка и маечка на два размера меньше. Бюстгальтера, судя по всему, она сегодня тоже не удосужилась надеть. Я делаю глоток из бутылки. Лётный шлем висит на руле мотороллера. Она три раза сегодня просила остановиться возле витрин и рассматривала своё отражение, спрашивая: «Я испанская лётчица, да?». Но сейчас сняла его: жарко. Фруктовый лёд уничтожен. Окси смывает его остатки, опустив руки в воду. Распрямившись, стряхивает с кистей веер прозрачных капель. Кричит мне: — Смотри, па! И прикладывает мокрые ладошки к своей груди. Когда она убирает руки — я вижу её тёмные соски сквозь влажные пятна. Как будто маечки и нет вовсе. Она хихикает. Па… В наш первый раз там, на крыше. Когда я, распластав её на одеяле вниз животом, наблюдая за плавным движением ещё не зажившей тату над её чудесной попой и чувствуя, что не могу больше сдерживаться, спросил задыхаясь: — В тебя… можно?.. Она вдруг перестала поскуливать, сказала: — Да… можно, па… И так завертела своими ягодицами, задавая бешенный темп, что член мой выскользнул из неё на свет божий. Поэтому «в неё» всё равно не получилось. |