Книга Информация, страница 40 – Мартин Эмис

— И жена у него наркотой балуется.

— Деми? Деметра?

— И ей определенно нравятся наши… цветные братишки.

— Да бросьте вы.

— Не знаю, в курсе вы или нет. Во-первых, она была классической кокаиновой шлюшкой. Из этих шикарных лечебниц для наркоманов не вылезала. Наркозависимость. Такие дела. И еще этой большой белой леди нравятся черномазые. Думаете, это можно утаить?

— Когда это было? Почему же ничего не выплыло?

— Все очень просто, представьте, что вы лежите, скажем, где-нибудь на полу. И вам так кайфово, что просто слов нет. А все потому, что Ланс или кто-нибудь еще принес белый мешочек и дал вам нюхнуть. И вот стоит над вами этот черномазик и торжественно так протягивает вам руку, как они это умеют, — Скуззи вытянул руку ладонью кверху, чтобы показать, как они это делают. — Остальные все в улете, но только не Ланс, он вообще ничего крепче «Лилта» не пьет. И вы станете мне говорить, что она откажет Лансу? Скажет «спасибо», и все? А весь этот бред про расовое равенство и тэдэ? Половина толкачей занимаются этим ради цыпочек.

— Ради чего?

— Ради телок.

Теперь стало абсолютно ясно, что этот молодой человек думает по поводу женщин. Ричарда самого не раз обвиняли в этом грехе (но не Джина), хотя чаще всего он был невиновен (во всяком случае, так считал Ричард: он относился к женщинам как обычный среднестатистический придурок, то есть так, как и полагается настоящему мужчине). Настоящего женоненавистника Ричард мог отличить за версту. У них было что-то особенное в глазах. Еще они обожали рассказывать анекдот про скунса и дамские панталоны, и при этом их рот очень скоро наполнялся слюной. Ричард снова насторожился. У этого молодого человека явно были сексуальные комплексы. И все же тут что-то другое. И похоже, он не собирался рассказывать этого анекдота.

— Папочка у нее граф де…

— Риво, — подсказал Ричард, произнеся простое слово из двух слогов, чтобы избавить (так ему казалось) молодого человека от затруднения.

— Большие связи. С так называемыми заправилами прессы. Он заставил всех заткнуться. Это было пять лет назад. Оргии с наркотой и черномазыми. Двадцатая троюродная сестра королевы все-таки. Только теперь так просто рот не заткнешь.

— Любопытно, — сказал Ричард и сонно подумал, что скоро он сможет договориться о встрече с Рори Плантагенетом.

Стив выпрямился. Абсолютно трезвым взглядом он смотрел на титульный лист книги — там была девственно чистая абонентская карточка. Если бы Ричард предложил подписать книгу (на что, как выяснилось впоследствии, у него так и не хватило времени), Стив мог бы сказать, что купил книгу на распродаже на Портобелло-роуд и заплатил за нее тридцать пенсов. Он понятия не имел о том, что такое литературная гордость, что для писателя — его репутация. Пока не имел.

— Тут написано — тут написано, что она была напечатана… давненько. А что вы?..

— Буквально сегодня утром я сдал в издательство новый роман. После долгого молчания, как говорится.

— Вот как? И как он называется?

Ричард внутренне собрался, прежде чем сказать:

— «Без названия».

— Здорово. Классно звучит. Поздравляю.

— Ваше здоровье. А насчет Деми, — Ричард задумался. Деми не пила. Он вспомнил, как за обедом она накрывает ладонью пустой бокал. — Это все в прошлом. Я хочу сказать — сейчас она счастлива в браке.

— Чушь собачья. Это все реклама. Не надо верить всему, что вам показывают по телику.

— Откуда вам все это известно?

— Знаете миссис Шилдс? Это их кухарка. Или бывшая кухарка.

— Ну, — задумчиво произнес Ричард, избегая прямого признания.

— Это мамуля моего брата.

— …То есть ваша мамуля.

— Сводного брата.

— Понятно, у вас один отец, — сказал Ричард, который, к несчастью, в эту минуту отвлекся, чтобы взглянуть на часы. Если бы он в этот момент посмотрел на своего собеседника, он наверняка бы понял, что у этого молодого человека нет сводного брата. Равно как нет и мамули. Или папули.

— Она говорит: никогда не видела, чтобы новобрачная столько плакала.

— Отчего же?

— Она детей хочет — католичка. А он не хочет.

Ричард с некоторой опаской отхлебнул «гремучей змеи». Его посетила мысль: а сможет ли он держаться на ногах, когда придет время уходить. Голова пока вроде ясная, — подумал Ричард. Но голос его с баритона сполз на бас — знакомый признак.

— А чем вы занимаетесь? — спросил он.

— Вы забыли, как меня зовут. Забыли?

— Верно. Подумать только. Совершенно забыл.

И снова навстречу его руке устремилась ладонь — напряженная, плоская, как сброшенная карта.

— Стив Кузенс. Чем я занимаюсь? Ну, я мог бы сказать: «Разными вещами». Как некоторые говорят: «Я? Да, знаете, разными вещами». «Немного тем, немного этим». Дело в том, что я могу маневрировать. Я сейчас не связан в финансовом отношении. Я почти отошел от дел, если угодно. В основном я сейчас, если можно так выразиться, занимаюсь вопросами досуга.

Секунду они изучающе смотрели друг на друга. Ричарду (который был под мухой, притом прилично под мухой) лицо Стива напоминало серую с белым шахматную доску или лицо подследственного, которого показывают по телевизору, намеренно размывая изображение. Стиву же (который был трезв, как ученик воскресной школы) физиономия Ричарда напоминала двухмерное изображение этой же физиономии: плоское, нечеткое, приблизительное — бесталанная работа судебного портретиста. Ричард был свидетелем. Ричард был типичным свидетелем.

— Так чем же все-таки вы занимаетесь? — спросил Ричард и отхлебнул «гремучей змеи».

— Я порчу людям кровь, — пожал плечами Скуззи.

Ричард повернулся на стуле. Он почувствовал, что без еще одной «гремучей змеи» ему не обойтись.

Офис «Маленького журнала» теперь располагался в Сохо. «Маленький журнал» перебрался сюда недавно, и вряд ли ему суждено задержаться здесь надолго. «Маленький журнал» переживал не лучшие дни. Офис «Маленького журнала» был маленьким, а рента — непомерно высокой.

«Маленький журнал» родился и вырос в пятиэтажном доме в георгианском стиле, что рядом с музеем сэра Джона Соуна в Линкольнс-Инн-Филдс (1935–1961). Пыльные графины, продавленные, точно гамаки, диваны, широкие обеденные столы, заваленные книгами и мудреными журналами: вот мы видим красавца-донжуана в полотняных брюках, он яростно обрушивается на Генриха Шлимана («Илиада» — это военный репортаж? «Одиссея» — это топографический отчет и судовой журнал вместе взятые? Какая чушь!). А вот ученый с трясущимися руками и головой, склоненной над статьей в 11 000 слов об особенностях просодии А. Э. Хаусмана («Триумфальная реабилитация хорея»). Распрощавшись с зелеными газонами Линкольнс-Инна, «Маленький журнал», постепенно приобретающий кочевые черты, проделал длинный путь с остановками на Фенчерч-стрит, в Холборне, Пимлико, Айлингтоне и на Кингз-Кросс (1961–1979). Он ночевал на чердаках, в пустующих комнатах, спал на полу у друзей и всегда искал жилье подешевле. В этих вынужденных переменах адреса было что-то близкое духу эпохи короля Эдварда, что-то дерзкое, шалопаистое (1979–1983). Теперь он уже не тот, что прежде.