
Онлайн книга «Информация»
— Ничего, — ответил тот. — А чего ты ждал? Я хотел потолковать с ней об оральном сексе, а она просто хотела поговорить об «Амелиоре». Это ее «библия». Похоже, многие из молодых прониклись книгой. Хочется верить, что она внушает им надежду. — J'adoube, [7] — сказал Ричард, обнюхивая кончики пальцев. — Знаешь, ее даже включили в учебную программу. И не только в Америке, где этого можно было бы ожидать. А здесь — в этой затхлой старой Англии! — Мат в три хода, — сказал Ричард. — Нет, в два. Гэл Апланальп не звонила. Дважды в день этот долбаный английский придурок с ревом проносится по Кэлчок-стрит в своей немецкой машине на скорости шестьдесят миль в час. Это похоже на низко летящий самолет — такое может привидеться только под кайфом… Ричард никак не мог понять этого ублюдка. Куда он так спешит? Неужели он думает, что кто-то где-то ждет его хотя бы секундой раньше, чем он и так там окажется. Как-то так всегда получалось, что, когда по ней проносилась эта немецкая машина, Ричард оказывался на улице: он стоял, застыв от отвращения, а его проклятия заглушало и сдувало проносившимся мимо ураганом. Тупая непробиваемая скотина. Белая рубашка, ослабленный узел галстука и темно-синий пиджак на крючке сзади. — Ну, что за ублюдок? — всегда громко вопрошал Ричард. — Гоняет по моей улице со скоростью сто километров в час — хочет задавить моих детей. Ричард позвонил Деми. — У меня все нормально, — сказала она. — Как ты? — Терпимо, — ответил он. Иногда Ричард отвечал в таком духе. Его фингал перестал быть беспросветно черным. Теперь веко отливало фиолетовым, а глазная впадина приобрела веселенький, можно даже сказать, жизнерадостный желтоватый оттенок. — Деми, я сейчас пишу большой очерк о Гвине. Это означает, что нам придется пообщаться. Скажем, пообедать вместе. А может, совершить небольшой круиз. — Я готова. А что ты?.. Как ты?.. — Что я хочу узнать? Как обычно, я полагаю. Что заставило принцессу увлечься мрачным маленьким валлийцем? — И что же? — Не знаю. — Значит, ты хочешь?.. — Деталей и подробностей. Деми назвала ему дату в середине января и сказала: — В конце недели я еду домой. Так что можешь приехать в пятницу или в субботу. Переночуешь. Никаких формальностей. Будут только члены семьи. — А Гвин будет? — Нет. У него какие-то дела с Себби. — Отлично, Деми. Теперь Джина больше не смотрела на Ричарда как на безумного. Теперь Джина смотрела на Ричарда как на больного. А как же он смотрел на нее? Он наблюдал, как, стоя у плиты, Джина жарит ему отбивную. Ее хрупкая фигурка, изгиб открытой шеи… Кто-нибудь, кто не очень хорошо знал Джину, мог бы подумать, что этим оттенком запекшейся крови ее волосы обязаны листьям и молодым побегам тропического кустарника, обычно называемого хной. Но при одном лишь упоминании о хне Джина хмурилась и никогда ею не пользовалась. Ричард мог бы выступить ее свидетелем: ей не было в этом никакой необходимости. А как он когда-то зарывался лицом в эту улику, эту достоверную информацию, как смотрел на нее, воображая себя в пробковом шлеме — автором самоубийственных путевых заметок (медленный водопад, темные изогнутые стебли виноградной лозы); эта неподдельная каштановость в слюне его любви. Но это уже было в прошлом. Теперь секс для него был повсюду и нигде. Он рассказал Джине о приглашении Деми. — Прекрасно, — ответила Джина. — Я могу съездить к маме. А о чем ты собираешься писать в своем очерке? О том, как ты его ненавидишь? Ричард поднял на нее глаза. Он считал, что об этом никто не знает. — Я не ненавижу его. — А я ненавижу. А ты просто думаешь, что его романы — дерьмо. Ты это собираешься написать? — По правде говоря, не знаю, как я мог бы это сделать. Все подумают, что это из зависти. — А что слышно от Гэл? — Ничего нового. — …Нам надо поговорить. — Я знаю. — И не откладывая надолго. — Овальное лицо Джины низко склонилось над миской с кашей. Она из провинции, а там все хорошо: мешки с пшеницей, светло-золотистый яблочный сидр. — Как нам быть на Рождество? Надеюсь, Лизетта сможет помочь. И это должно быть немного дешевле, ведь ей не надо будет прогуливать школу. Тебе нужно отдохнуть. — Ну, отдохнуть — не совсем то слово. Я собираюсь работать. — Но все же ты сможешь сменить обстановку, — сказала Джина. — А это и есть отдых. Один парень на свой сорок первый день рождения купил себе спортивный автомобиль и, сидя за баранкой, с ревом преодолел кризис среднего возраста. Другой после смерти матери занялся разведением роз. Кто-то, после того как его брак развалился, отправился путешествовать: сначала — в Израиль, а потом — в Африку. Все они страдали. Страдания эти были посланниками смерти. Некто, кого мучили механические шумы в ухе, прикрепил к ботинку зеркальце и подолгу стоял в местах, где толпились женщины. А другой, зачесывавший себе волосы наверх от правого уха, вообще отрекся от любви женщин и стал искать любви мужчин. Еще один (он еще мог различать проезжающие мимо автобусы) начал отвечать на предложения, которые оставляют на карточках в телефонных будках на углу. Все они сравнивали то, что с ними было, с тем, что будет. Один стал воздерживаться от употребления мяса, рыбы, яиц и плодов, пока они сами не упадут на землю. А другой растолстел, и ему стали сниться сны о том, что он не лезет ни в одну дверь. Еще один купил электрическую соковыжималку и стал бояться электричества. И все они видели то, что осталось позади. Если бы они заглянули в будущее, то смогли бы увидеть и то, что лежит впереди. Но они решили не смотреть. И все же в три часа ночи что-то будит их, шипя, словно магниевая вспышка старого фотоаппарата, и они пересматривают свою жизнь, выискивая в ней крупицу информации. — Так что же, в конце концов, означает «назвать шефом»? — Ну, если вы назвали его шефом. Короче, вы его оскорбили. — А что такого обидного в слове «шеф»? Таксисты частенько говорят пассажирам «шеф». Не вижу ничего обидного. — Я его спрашивал. Он не помнит. Единственное, что он знает, что если тебя назвали шефом, то это нехорошо. — Да с какой стати мне было называть его шефом? Зачем мне это надо? С чего бы это я вдруг стал называть его шефом? |