
Онлайн книга «Девушка, которой нет»
Когда дверь за Ленкой захлопнулась, Фея пошла на кухню, взяла короткий, но острый нож для хлеба и положила его в рюкзачок. 12.10 Didier Marouani: «Space Opera. Part 3» «Все дело в мелкой моторике», – грустно подумала Фея, вглядываясь в бледное, мимически бедное лицо собеседника. Шары у малолетки не бегали, тяжело смотрели ей в живот. – Ты часто видишь этого козла? Фее надо было придумать, как продолжить поиски. Девушка искала помощи. У кого? Перед ней сидел только грязный пацан, вокруг – чужая и враждебная окраина Москвы. – Пытался разглядеть пару раз. – Ну и как он тебе? Поддерживать столь интеллектуальные беседы пацану оказалось не по силам: – Чё ты мне паришь? – начал заводиться он. – Чё крутишься, как Цискаридзе? Топай отсюда! – Слушай, Маленький Мук, ты свои речевки забудь. Чердак проветри. Я тебе дело предлагать буду, – нашлась что ответить Фея. – Да что ты можешь предложить? Ты свою капустку-то мимо рта… – Мальчуган вновь начал вещать что-то заученное. Фея зло перебила: – Кончай нарываться, а! Не то мимикрирую под здешние разложение и упадок. Она шагнула к скамейке, абориген уважительно замолчал и поднял на нее краснющие пуговки глаз: – Молчу, бля, Ковалевская Софья́… Сигареткой угости, мимикруха ты безжалостная. Фея протянула кукиш к маленькому сопливому носу. Потом развернулась и пошла к пятиэтажке, бросив за спину: – Пойдем со мной. Упырек, прихрамывая, зашагал к подъезду, бормоча под нос дворовые истины жизни. По ступенькам шли тихо, стараясь не спугнуть тишину. Остановились у подоконника в пролете между четвертым и пятым. Фея наклонилась к своему сообщнику, вдохнув запах нечистой одежды, нечистого тела, сквозь который все-таки пробился молочный привкус детской кожи. – Слушай, я сегодня была у этого мужика… Он сумасшедший. – И, увидев в глазах подростка, что это не впечатляет, скорее даже внушает почтение-уважение, добавила: – Маньяк, понимаешь? Кровавый. И если он будет меня потрошить, я обязательно расскажу, что ты тоже о нем знаешь. Впитал? Мальчик кивнул. Тень страха даже не коснулась его лица. – Он убивает людей. – Фея решила, что должна быть убедительной, не допускать сомнений, расспросов, неуверенности. – Жестоко. Стариков. Пенсионеров. Чтобы не жрали наш хлеб. Понимаешь? Работает в основном в Подольске. Здесь у него запасной аэро… тьфу!.. запасная хата. Появляется в ней редко. Хранит всякую ворованную дрянь, начиная от лифчиков и заканчивая золотыми зубами. «Про лифчики я здорово завернула. Этот сатана в образе ребенка обязательно купится». – Барахла там на десяток косарей. Из техники тоже кое-что есть. Дверь – шелуха. За минуту разберемся. В подъезде сейчас пара глухих старух и зачморенных домохозяек, которым все по барабану. Местные хачи и другие задроты, которые тут обитают, до вечера не появятся. Точно? Мальчик уверенно кивнул, глаза его забегали, возможно, подгоняя неторопливые, куцые, но непременно корыстные мысли. – Если дяденька с бородой внезапно нарисуется, мы его в два счета уделаем, – продолжала нашептывать Фея. – У меня нож есть. Если кто-нибудь из здешних отбросов ментам стукнет, мы дяденьку сдадим. Расскажем, кто он есть. А мы типа пионеры, забрались в хату бороться со злом. К тому же ты подтвердишь, что хмырь мой кошелек прихватил. «Еще пара аргументов – и парень побежит на штурм». – Ты пойми, он первый нарвался. Знаешь, сколько в кошельке лежало? Восемь штук зеленых. Мы просто возвращаем свое. Я возьму деньги, ты – любые ништяки, которые найдешь. Не трусь. Тебе ничего не будет. Сколько лет ты оскорбляешь Землю своим присутствием? Недоуменный взгляд. Фея повторила вопрос: – Лет тебе сколько, Красная Шапочка? – Четырнадцать… будет. – Во-во. Даже в угол не поставят. Пойдем. Они спустились двумя пролетами ниже. Фея гордилась собой. Она смогла объясниться с очаковским отморозком, невменяемым по определению. Девушка, которая закончила музыкальную школу по классу флейты, рисует, знает всех Букеровских лауреатов и не умеет толком ковыряться в носу, шла грабить ужасного человека (человека ли?), способного составить конкуренцию любым кинематографическим монстрам. Фея подозревала, что дверь квартиры не заперта, – просто этот плешивый субъект, с которым она собеседовалась час назад, никого и ничего не боится, скрывать ему нечего, кроме голых стен и разваливающейся мебели. Все самое страшное он носил с собой. (В душе?) Конечно, она не сказала мальчику о своих подозрениях. Тихо бросила: – Звать как? – Виктор, – с достоинством прошептал мальчик. – Витек, значит. Я на Фею Егоровну отзываюсь. Когда дошли до второго этажа, Фея достала нож. Заслонила от Витька убогую обшарпанную дверь из серого куска ДСП, несколько секунд демонстративно поковыряла проем в районе замка – не хотелось, чтобы малолетка догадался, что квартира не закрыта. Потом повернула ручку. Дверь легко распахнулась. Заходить не хотелось. Витек толкнул в спину. Фея не сомневалась – именно бородатый поднял ее кошелек. «Убиться веником! С огоньком здесь домовые орудуют…» Вся обстановка квартиры изменилась по сравнению с той, которую она наблюдала час назад. Даже воздух. Даже свет. Помещение еще больше наполнилось пылью. Нос защекотало, горло запершило. Фея подумала: если чихнет, то потревожит исторические (истерические, хе-хе) залежи грязи вокруг и тогда точно не сможет дышать. Ожидание удушья хуже самого удушья. Она прижала ладони к горлу и старалась надышаться. Сзади сопел Витек. Фея пожалела, что втянула его в историю, после которой он вряд ли сможет оставаться столь возмутительно живым. 10.50 Жанна Агузарова: «Звезда» Да, ее посещали мысли не заходить в эту квартиру. Она трижды порывалась развернуться и сбежать в свою мебельную конторку, разложить «косынку», покопаться в ЖЖ, сделать что-нибудь бесполезное и успокаивающее. Метро, автобус, пешком. Допетляла до нужной улицы, огибая низенькие пятиэтажки из красного кирпича, пережившие и сталинский ампир, и лужковскую эклектику, недоступную кошелькам простых смертных. Развалившееся одноэтажное строение, названное ей в качестве ориентира, в несколько слоев покрывали граффити; изящные тоненькие шприцы валялись вдоль полуразрушенных стен. Фея свернула во двор следующего дома. Хрущоба была помечена нарядной синей цифрой «9». |