Онлайн книга «Девушка, которой нет»
|
– Есть. Все в руках Всевышнего. Поаккуратнее станет планировать наши судьбы. Бережнее. Не допускать мора и поножовщины. – Чушь! Когда есть свобода воли, есть и возможность самоистребления. Если нет свободы – мир не может совершенствоваться. Ни Богу, ни Чёрту такой мир не нужен. – Почему это? – задал вопрос Кратер и понял, что ошибся – сейчас его нагрузят по самую ватерлинию. – Бог и Человек – сообщающиеся сосуды с перевесом уровня в Его сторону. Бог постигает нас, мы – Его. Господь улавливает, вбирает чахлое несовершенство наших душ. Их немоту, жалкое уродство, иссушающую суетность. Непрерывность и невозможность окончательного постижения – гарантия продолжения жизни на Земле. Он поступил гениально, сотворив все живое, одарив способностью к изменению. Это тоже условие творения, условие сосуществования, условие колебания содержащегося в сосудах. Чтобы быть с нами на равных, Он предусмотрел и необходимость собственного изменения. В висках Кратера запульсировали беспокойные, недовольные загрузкой жилки. – Парадокс в том, что Господь изначально совершенен, но все равно продолжает совершенствоваться. Следовательно, нуждается в переменах. Может быть, чтобы стать менее совершенным самому? Кратер буркнул: – Спроси своего психоаналитика… Шаман продолжил: – Мы – ключик. Мы – средство. Мы – пища. Конец Света не наступит, пока не исчерпается запас наших чувств. Пока в нашем сосуде есть хоть немного содержания. Пока Бог узнаёт новое, по-новому переживая человеческие страдания, радость, отчаяние и любовь. Конечно, они теряют накал, искажаются, когда проходят сквозь всепроникающую, всеобъемлющую, совершенную ткань Его духа… Кратер перебил: – ОК, я зафиксировал пафос отношений Человека и Бога. Ядреные грибочки ты в пещерах добываешь… Увидев, что Шаман желает ответить, добавил: – Мы хоть немного приближаемся к совершенству? – Немного… – эхом отозвался Костя, зловеще покрутил зрачками и вновь продолжил прерванную композицию с одного только ему известного ее такта: – Бог чувствует через нас, но не как мы, не вместо. Это Его изъян, трещинка, водораздел между нами. Даже явив чудо, даже вмешавшись в ход событий, Он не в силах контролировать и направлять наши чувства. Поэтому любое движение человеческой души уникально. Свободно. Поэтому оно так важно для Него. Любое движение человеческой души – это скрытая пружина, суть творения. Оно приводит к тому, что во Вселенной складываются немыслимые комбинации. Чем необычнее, тем ближе нашему и Его сердцу. Depeche Mode: «In Your Room» До Очаково добиралась как в тумане. Мутные люди, расползающиеся в сумраке контуры домов. «Наверное, это передоз. Реально было раствориться в безбрежном кайфе, но меня выудили оттуда. Теперь – здравствуй, девчонка, я твоя ломка!.. Ну и чего? Мне прямо посередь города в лужу плюхаться и призывать солнечный свет иллюзий?» Викентия Сергеевича на месте не оказалось. На столе аккуратные стопочки бумаг, записочки, наклеечки. В центре стола огромный ватман – поперек огромные буквы «ДЛЯ ФЕИ». Флуоресцентный маркер, черточки жирные, лоснящиеся – чтобы она смогла разглядеть. «Моя новая цель, – догадалась Фея, – представляет самую главную опасность для стабильности наших миров». – По прочтении съесть… По прибытию уничтожить… – пробормотала Фея, хотя ничего подобного там написано не было. Почти у нижней кромки ватмана блестели два слова: «ОПАСЕН КРЕМЛЬ!» «Кремль, трам-па-пам, трам-па-пам… Выбираюсь на вершину пищевой цепочки…» – Свежеиспеченный, но уже подающий надежды, – заключила Фея вслух. – Сколько же людей после смерти устремляются в Георгиевский зал на инаугурацию? Интересно, ведет ли кто-нибудь статистику? Соотношение покупающих нефтяные вышки, штурмующих «Мосфильм» и въезжающих в Белый дом на белогривых пони? Фея отчетливо понимала – Викентий изобрел самое трудное задание, чтобы она могла продержаться еще хотя бы день-два. С грустью подумала: «На что он рассчитывает? Я готова уйти. После смерти произошло то, чего я ждала всю жизнь. Я влюбилась – и мигом доделала все дела». Ей стало очень жаль себя, родителей, Викентия Сергеевича. Как же ничтожны все эти миры, их покой и катастрофы, неколебимость и сиюминутность по сравнению с жизнью и смертью одного человека! И все-таки… на недолгий миг он, наверное, соединился с сыном. «Может быть, он исчез просто потому, что стал мне не нужен?» Еще более странную, но назойливую мысль: «Он и появился только для того, чтобы помочь мне», – она поспешно отогнала. Зрение Феи стремительно теряло остроту. Она плохо слышала, уже с трудом понимала происходящее с ней. Но внутри неутомимо билось желание любви, желание счастья, желание жизни – и боль, что ни одно из этих желаний уже нельзя реализовать. Билось, но с каждой секундой все глуше. Заглянула в дневник Викентия Сергеевича. И вдруг словно пелену сняли с глаз – она умудрилась увидеть упрятанные там буквы, выхватила строки: «Даже я не был так категоричен, как она… она уходит еще более несчастной, чем пришла в этот мир… девочка моя, неужели ты так и исчезнешь, черствая как сухарь, нерастаявшая и одинокая?» Она не смогла понять, что это про нее – как бы ни был далек Саня, нерастаявшей и одинокой Фея себя не чувствовала. На другой странице оказалось предсмертное послание Викентия Сергеевича: «Я знаю, тебе плохо, но наберись сил, выполни последнее задание, помоги уйти еще одному умершему». Буквы прыгали, не складывались. «Помощь прибудет. Ага!» – решила Фея. Захлопнула – больше читать не хотелось. «Даже в преддверии завершения моей не очень веселой баллады меня не устают баловать просьбами, откровениями и загадками. Достали!» Серая пелена вновь сгустилась перед глазами. Если бы сейчас перед ней материализовался Саня Кораблев, Фея бы его не узнала. «Обреченность – вот моя сила. Обреченность – вот моя свобода», – подумала Фея и решила, что, прежде чем направится в Кремль, она совершит поступок, который панически откладывала весь этот месяц. Боялась больше, чем смерти. Сансара: «Через слова Зима» Голова Кратера уже бездумно плавала по волнам безбрежной речи Шамана. Костя заканчивал: – …из-за этой божественной трещинки мы все, пусть изначально чуть-чуть, но неисправимо испорчены. Из-за нее же мы все, даже на глубине неисправимой пошлости, чуть-чуть прекрасны. Кратер дернул плечами: – Всё? Усыпил. В чем мораль? Уже сто первый раз допытываюсь: где порхает «не моя Фея» в диалектическом многообразии наших миров? Как ее искать? |