Онлайн книга «Мика и Альфред»
|
Услышал за спиной странный скрип, но не повернулся. — На-ко вот. — Из-за Микиной спины швейцар протянул ему большое теплое красное яблоко. — Настоящий апорт. Мика молча взял яблоко. — Это ты его? — тихо спросил швейцар. — Что? — Опрокинул ты его? — Наверное. Я и сам толком не знаю. — Я так и подумал, что ты, — тихо проговорил швейцар. — У тебя глаз был… Будто ты не в себе малость. — Я и сейчас не в себе, — признался Мика. — Не-е-е… Сейчас у тебя совсем другой глаз. Ты ешь, ешь… — Потом, — сказал Мика и спрятал яблоко в карман бушлата. — Можно я посижу здесь? Сюда машина наша должна прийти. — Сиди, — сказал швейцар и, скрипя протезом, стал подниматься к своему месту у дверей. — Сиди. Мне не жалко. * * * … Через час к гостинице подкатил детдомовский «воронок». Влезая внутрь фургона через заднюю дверь и протискиваясь сквозь конвойный отсек, отгороженный проволочной сеткой с внутренней распахнутой сейчас дверцей, Мика сразу же почувствовал в воздухе стойкий запах плана. Или анаши. Как кому нравится… Серые солдатские одеяла, перевязанные в пачки, заполняли чуть ли не весь фургон. По самый нижний обрез маленьких окошек в железных решетках. Уже перекурившиеся анашой паханы валялись наверху и по очереди прихлебывали из водочной бутылки, закусывали ломтями свежего хлеба, которые отрезали от целой буханки большой парикмахерской опасной бритвой. В угол, под самый потолок фургона, забился маленький заплаканный Валерик. Тихо поскуливал, закрывая ухо грязной ладошкой. Чем-то не угодил своим паханам. — О!.. — завопил один из бугров, увидев Мику. — Свежак сам ползет! Счас мы тебя в два смычка харить будем! «Косушкой» задвинешься? Или из пузыря — для храбрости?… — Не буду я ничего, — коротко ответил Мика. Наверх, на кучу пачек с одеялами, не полез — от греха подальше. Сдвинул три пачки к конвойной дверце и пристроился внизу, привалившись спиной к проволочной сетке отсека. — Не! Он чегой-то не понял! Бля буду, в рот меня телопатя! А ну, лезь сюда, художник хуев!.. — прокричал один из паханов, подражая голосу Кости-капитана из кинофильма «Заключенные». Второй глотнул из бутылки, пропел дурным хрипатым голосом: Нашан бар, нашан бар? Я спросил раз у татар. А татары мне в ответ: «Анашу не курим, нет!» С нескрываемым интересом поглядел вниз на Мику. — Ты! Интеллигент сраный! А жиды анашу курят? Мика промолчал. Только почувствовал, как голову начинает заполнять мутная, пульсирующая боль и тело охватывает уже знакомый иссушающий жар… — Я тебя спрашиваю — евреи планом задвигаются или нет? — настойчиво повторил второй. — Не знаю, — еле выдавил из себя Мика. — Он же, сучара, с нами даже побазарить не хочет!.. Ну, бляха муха, расписать его, что ли? — поразился первый пахан и вытер лезвие опасной бритвы о полу бушлата маленького скулящего Валерки. — Нет, — возразил ему второй. — Мы его сначала отдрючим, а уж потом придумаем, чего с им делать. А ну, Абрам гребаный, сблочивай клифт, спускай портки и лезь сюда! А то яйца отрежем!.. — Ты у нас теперь неделю кровью срать будешь! — расхохотался его приятель. Он повалился на спину и стал расстегивать свои штаны, распутывать завязки кальсон. * * * А Мика видел только страшно исхудавшую и бледную маму в какой-то больничной палате…плачущего, небритого отца… …голубые, полные паники глаза холеного Ольшевского…пшено из лопнувшего пакета, консервы по всему фойе… * * * А потом все померкло… Исчезло. А вместо всего пригрезившегося остались лишь две отвратительные, кривляющиеся морды на кипах старых солдатских одеял… И пляшущая опасная бритва перед глазами!.. Успел только крикнуть маленькому Валерке: — Пацан!!! В сторону!.. * * * «…и по заключению судебно-медицинской экспертизы смерть их наступила в результате острого отравления метиловым спиртом со значительной примесью различных сивушных масел…» — прочитал заведующий детдома для т/в подростков и уже от себя добавил: — Вот что такое базарная водка… Весь детдом был собран в «актовом зале» — бывшем овощехранилище, задекорированном плакатами, «Боевыми листками» и лозунгами на красных полотнищах. Ну и, само собой, портретами вождей. Часть портретов писал Мика Поляков… «Трудновоспитуемые» сидели на длинных деревянных лавках, лицом к некоему подобию сцены. Там стоял стол, покрытый красной материей, а за столом с актом заключения судебно-медицинской экспертизы в руках стоял заведующий детдомом — высокий, тощий, больной туберкулезом человек лет сорока пяти, бывший сотрудник разных органов. Слева от заведующего сидел низенький, брюхатый казах — начальник Каскеленского райотдела милиции. Справа — «кум» — действующий сотрудник органов, но в гражданском. А рядом с ним — второй секретарь райкома комсомола — молоденький симпатяга-уйгур. Он уже успел повоевать, получить пулю в живот, вылечиться в одном из московских госпиталей, там же комиссоваться вчистую и вернуться в свой родной Каскелен. В детдоме бывал часто, и пацаны относились к нему хорошо и уважительно. По первому требованию пацанов второй секретарь задирал гимнастерку, нижнюю байковую рубаху и давал всем посмотреть свою рану на животе — куда вошла немецкая пуля. Все сидевшие за кумачовым столом на сцене знали, что никакой судебно-медицинской экспертизы практически не было, вскрытие трупов уж и подавно никто не производил, а заключение судмедэксперта сочинялось древним провинциальным способом. Милицейский следователь и обычный доктор из местной больнички заскочили на минутку в морг, мельком глянули на бывших паханов, а потом вернулись в милицию и там перешли к осмотру «вещдоков» — вещественных доказательств, найденных у трупов и около них. Помяли в пальцах коричневые комочки плана, проверили его добротную маслянистость, по запаху определили длительность выдержки анаши, похвалили за высокое качество и честно поделили план между собой. С отвращением понюхали бутылку с остатками водки, и доктор сказал следователю склочным голосом: — Нажрутся всякого говна, откинут лапти, а ты потом возись с ними! — М-да… — туманно согласился следователь и закурил самокрутку. — Где ж ее теперь хорошую возьмешь?… — Заходи вечерком, — предложил доктор. — Чистеньким ректификатом угощу. — Точно! — оживился следователь. — А я закусь соображу. Мы тут вчера реквизнули кой-чего — о-о-очень под спиртяшку пойдет! |