Книга Путешествие на тот свет. Иллюстрации Гюстава Доре, страница 41 – Владимир Кунин

В огромном ресторане «Федора Достоевского» за одним из многоместных круглых столов сидела развеселая компания — с доктором Зигфридом Вольфом и неугомонной старухой Голлербах, которая напропалую кокетничала сразу со всеми мужчинами, сидящими за этим столом.

Этот замечательный плавучий ресторан мог бы стать украшением любой сегодняшней российской метрополии [1] , распухшей от туповатого чванливого снобизма и профессионально украденных денег. С той разницей, что в этом корабельном ресторане цены были сведены к уровню обычных европейско-ресторанных цен и никого не повергали в шоковое состояние, как это порою происходило в Москве даже с очень состоятельными людьми...

Из-за круглого стола, во главе которого весело царила общительная, как молодой фокстерьер, фрау Голлербах, неслись взрывы хохота, какие-то дурашливые выкрики и даже явно легкомысленные немецкие куплеты начала прошлого века.

Совершенно иным казался соседний четырехместный стол, занятый семейством Сердюков, — папой, мамой и их дочерью — очень большой некрасивой девушкой за тридцать, с огромными серыми глазами.

Четвертым за этим же столом сидел вечно нетрезвый английский джентльмен — мистер Джеффри Бриджес. Он был уже тяжело и угрюмо пьян, и в отличие от своих соседей по столу — тройки двухметровых добродушных канадских медведей, объединенных фамилией Сердюк, — поведение немцев за соседним столом его невероятно раздражало...

Сердюки же очень симпатично реагировали на веселый шум соседнего круглого стола. На каждый очередной взрыв смеха оттуда папа Сердюк расплывался в широкой улыбке, а за ним, словно получив высочайшее разрешение, улыбались его жена и дочь.

Причем именно вот в такие мгновения их дочь Галю успевала тревожно и заботливо взглянуть на опухшего от беспробудного пьянства мистера Джеффри Бриджеса, который ей, как ни странно, очень и очень понравился с того самого момента, когда пьяный мистер Бриджес, размахивая наполовину опорожненной бутылкой виски, вступил на первую ступеньку корабельного трапа в английском порту Тильбери...

По ресторану, элегантно лавируя между пассажирскими столами, двигался «винный» стюард с двухъярусной тележкой на колесиках, уставленной всевозможными бутылками с яркими, зазывными наклейками.

Мутными глазами Джефф Бриджес узрел стюарда и по-английски хрипло выкрикнул:

— Стюард, сюда!

Но тот обслуживал дальние столики и не услышал призыва.

— Черт его подери! Он глухой, что ли?! — возмутился Бриджес. — Эй, стюард! Водки!

Огромный папа Сердюк решил ему помочь и вежливо спросил:

— Позвать его, сэр? Я неплохо говорю по-русски...

Джеффри Бриджес услышал незнакомый ему акцент, презрительно оглядел огромного Сердюка и откровенно по-хамски рявкнул на него:

— Да вы по-английски сначала выучились бы разговаривать!

Могучий Сердюк растерянно заморгал и обиженно засопел.

Зная своего отца, Галю очень испугалась за пожилого и пьяного Бриджеса. Под столом с низко свисающей крахмальной скатертью Галю тревожно положила свою руку на огромный, инстинктивно сжавшийся кулак отца и еле слышно прошептала ему:

— Не трогай его, папочка!..

— Та ты шо, доню... Чи я сказывся, чи шо?.. — почему-то по-украински печально прошептал ей отец.

Но тут официантка принесла всем тарелки с удивительно красивой едой — превосходное мясо с зеленью и неведомыми гарнирами, разложенными в нежнейших запеченных корзиночках-тарталетках.

— Каждый раз говорить, что я этого не ем?!! — взбесился Бриджес.

Вот теперь его пьяный голос услышал весь ресторан. Почти смолкли разговоры за столами. В воздухе повисло нервное напряжение.

И тогда в попытке как-то разрядить обстановку добрый папа Сердюк мягко сказал:

— Я сейчас все улажу. У мистера Бриджеса, вероятно, больной желудок...

— Да что вы лезете повсюду?!! — заорал взбешенный англичанин.

Уже не владея собой, он резко сбросил тарелку с мясом нa пол. Официантка заплакала. В ресторане воцарилась гнетущая тишина.

И тогда из-за стола тяжело встал огромный канадский Сердюк. Поднялись со своих мест и его двухметровые жена и дочь.

У стола возникла молодая женщина в корабельной униформе — администратор ресторана.

— Пожалуйста, пересадите нас за другой стол, — попросил ее папа Сердюк по-английски. — Так будет безопасней для мистера Бриджеса.

Своими прекрасными серыми глазами Галю Сердюк с невыразимой жалостью смотрела на старого и пьяного Джеффри Бриджеса...

А Бриджес увидел рядом со своим столом администратора ресторана и тут же потребовал:

— Водки!

После чего вынул из кармана пиджака газету и демонстративно уткнулся в нее в ожидании исполнения его приказания.

Ресторан словно очнулся от оцепенения, зашумел на разных языках: «Какая наглость!..», «Его нужно вывести...», «Это невыносимо!..»

Администратор ресторана вынула из кармана мобильный телефон внутренней служебной связи, сказала в микрофон:

— Старшего пассажирского помощника в ресторан.

Беглов появился в ресторане так быстро, словно стоял за дверью. Он мгновенно оценил обстановку, подошел к столу Бриджеса и строго приказал плачущей официантке:

— Прекратить! Уронила?

— Он сбросил... Все время пьяный...

— Язык?

— Английский...

И тогда Костя Беглов, старший пассажирский помощник капитана, отвечающий своей головой за все, что могло бы произойти с гостями круизного лайнера «Федор Достоевский» судовладельческой компании «Посейдон», на превосходном английском языке сказал мистеру Джеффри Бриджесу:

— Прошу прощения, сэр, но вы забыли, что находитесь на борту российского теплохода, который живет только по российским законам и в любой точке земного шара является частью своего государства. Ваши действия оскорбительны не только для администрации судна, сэр, но также и для пассажиров.

Все сидящие за столами ресторана одобрительно зашумели, зашушукались. Администратор ресторана уже пересаживала огорченных Сердюков за другой стол.

— Мы настоятельно просим вас соблюдать правила приличий, сэр. Ибо дурное расположение вашего духа не может быть основанием для того, чтобы портить путешествие другим, — говорил Костя Беглов. — Достаточно ли понятно я говорю, сэр?

Бриджес с трудом встал из-за стола, бросил газету на скатерть и, покачиваясь, направился к выходу. В дверях он на секунду задержался и с недоброй улыбкой сказал Беглову:

— Ужин — в каюту. И водку!