Онлайн книга «Русские на Мариенплац»
|
– Нартайчик, карета подана. Хозяин вызывает. – Ночь на дворе, – говорю. – Он что, совсем «на кочерге»? – Да нет, – говорит водила. – В своей обычной норме. Они там с начфином тебя ждут. – Ничего себе уха! – говорю. – Граммульку примешь? – Но только действительно граммульку, – говорит водила. – А то еще неизвестно, когда он меня отпустит. Может, еще ездить до самого утра придется. Старшина роты вытащил пузырь с остатками «Корна», разлили мы на троих, шлепнули, а половину леща отдали этому москвичу. Старшина спать завалился, а мы с водилой поехали в штаб полка. – Товарищ полковник! По вашему приказанию старший сержант Сапаргалиев… – Ладно, ладно, Сапаргалиев… Присаживайся, – прерывает он меня и глазами показывает начфину на дверь. У того – рожа красная, глаза налитые и дух от него коньячный, как из выхлопной трубы. По Сергееву ничего такого не скажешь. Хотя он, наверняка, не меньше начфина принял. Тренированный мужик наш полковник! Начфин встает, надевает фуражку и берет под козырек: – Вроде бы все вопросы решили, товарищ полковник… Разрешите быть свободным? – Идите, товарищ майор, – говорит Сергеев. – Спокойной ночи. – Спокойной ночи, товарищ полковник, – и преувеличенно твердыми шагами начфин выходит из кабинета. «Товарищ майор»… «Товарищ полковник»… Это они передо мной такую комедию ломали. Будто неизвестно, что они кореша – водой не разольешь! Говорят, они даже подрались один раз по пьянке, и наш полковник так отметелил своего друга-начфина, что тот пять дней на службе не появлялся. А может, и врут. Про начальство всегда такие сплетни среди солдатни ходят, что уши вянут. Сидим друг против друга. Я к его коньячному выхлопу принюхиваюсь, дым его «Мальборо» тихонько от своей морды отгоняю. Жду. Он помолчал малость и вдруг говорит: – Не хочешь стопочку выпить? На хрен, думаю, мне это нужно?! Что мне, выпить не с кем, что ли? Ну уж нет, думаю. Береженого Бог бережет. И говорю: – Спасибо, товарищ полковник. Я коньяк не пью. Он даже дымом поперхнулся: – А ты почем знаешь, что у меня коньяк?! Я даже обиделся. Пожал плечами и говорю: – Что же я – пальцем деланный, товарищ полковник? А он посмотрел на меня так задумчиво и говорит: – Да, нет… Тебя хорошо сделали. Как надо… Вот поэтому-то я и хочу тебе поручить одно важное и совершенно секретное задание. – Слушаюсь, товарищ полковник! – Сиди, сиди… – Полковник сам встал из-за стола, выдернул из настенных и настольных розеток все телефонные вилки и штеккеры и снова сел напротив меня. – Все, что я сейчас скажу – военная тайна. И за стены этого кабинета не должно просочиться ни звука. Понял? – Так точно, товарищ полковник. Он надолго замолчал. Разглядывал меня, словно прикидывал – доверять мне эту тайну или нет. – Ну, слушай, – наконец, сказал он. – Скоро начнем отправлять полк в Россию. Ты уйдешь с последним эшелоном. Погрузим твою «шестьдесят вторую» на замыкающую платформу. Закамуфлируем. Но сам ты поедешь не в обычном вагоне с личным составом, а в самом танке. То, что ты внутри танка – знать об этом никто не должен. Продукты, питье, все тебе там будет обеспечено. Носа из танка не высовывать. Естественные надобности – через нижний люк. Ночами. Повезешь небольшой железный ящик. Вот такой… И полковник показал на стоящий на подоконнике маленький стальной сейф, размером с обычную почтовую посылку. – Он будет заперт и опечатан. В нем будут лежать сверхсекретные документы стратегического значения. Другой возможности отправить эти бумаги к нам на Родину у нас нет. Слишком велика ответственность. Пересечешь советскую границу – я лично тебя встречу, приму от тебя этот ящик и… Тебе сколько до демобилизации? – Шестьдесят три дня, товарищ полковник. Сергеев посмотрел на потолок, что-то подсчитал, шевеля губами и сказал: – Успеваем… А я тебя за этот подвиг на месяц раньше демобилизую. Так что, считай, – в армии тебе осталось служить не шестьдесят три дня, а всего тридцать два. Вот это подарочек! За такое я бы и неделю в танке продрых. – Но, учти, – строго сказал полковник. – Ящик этот охранять до последней капли крови! Не дай Бог, что-нибудь… Помни, по каким недружественным дорогам мы возвращаемся домой. Люки должны быть все изнутри задраены и законтрены. А если… – Товарищ полковник, я так понял, мне перед отправкой танковый боекомплект не сдавать? – спросил я. – Ну, сорок пушечных снарядов тебе ни к чему… А пулеметный комплект, гранаты, автомат можешь оставить. Мало ли что. Тут ты прав… – А с экипажем как быть? Что я им должен сказать? – Экипаж – не твоя забота, – глухо проговорил полковник и мне вдруг причудилось, что он меня люто ненавидит за то, что ему пришлось доверять свою тайну мне. Но это мне, наверное, только причудилось, потому что полковник встал из-за стола, протянул мне руку и сказал: – И помни, Сапаргалиев. Родина тебе оказывает высочайшее доверие! Ну, не звучит это уже… Не звучит! Неужели не понимает? Ведь неглупый мужик, а несет черт-те что… Однако, я тоже встал и ответил, как и положено по Уставу: – Служу Советскому Союзу! В одну игру играем… Других-то слов на такие случаи не придумано, вот мы, как попугаи, и повторяем разную муру собачью. Хотя дело и секретное, но самое обычное: начальник дает нормальное рабочее задание подчиненному, а тот обещает это задание выполнить. И все. А мы клянемся по любому поводу!.. Прощай, Германия! Здравствуйте, майне либе дамен унд херрен товарищи казахи! А также – херцлихе гратулирен унд гутен морген мои либлинг казахские мама и папа, братья и сестры, дедушки и бабушки, дядьки и тетки, разбросанные по всему нашему Казахстану! Позвольте принять ваши херцлихе гратулирен с моим возвращением в лоно замечательного и древнего рода огромной семьи Сапаргалиевых! И пошла она, эта армия, к… аккенаузен сегейн!.. Извините за казахское выражение. – Вот и все, – сказал мне Нартай. – Пока все. – Погоди, погоди, Нартай!.. – заволновался я. – Ты же не ответил на мой самый главный вопрос: как ты попал сюда, в Мюнхен?! – Ну, вы даете! Я же говорил вам, что это длинная история в двух сериях, – удивился Нартай. – Вы сказали «расскажи хотя бы первую». Я вам и рассказал. – А вторую?.. – взмолился я. |