Онлайн книга «От убийства до убийства»
|
– Где тут Центральный рынок, дяденька? – Чего? А, рынок… рынок там, за Гаванью. – А далеко отсюда до Гавани? Дяденька направил их к авторикше, стоявшему, потирая пальцем десны. – Нам нужно на рынок, – сказал Виттал. Водитель, не вынув пальца изо рта и обнажив большие десны, какое-то время глядел на них. Потом все-таки вынул палец и осмотрел его влажный кончик. – На какой – Лакшми или Центральный? – На Центральный рынок. – Вас сколько? Затем: – Багажа много? А затем: – Вы откуда? Кешава решил, что в большом городе, подобном Киттуру, принято задавать такие вопросы, что моторикша имеет на это право. – Рынок далеко отсюда? – спросил, уже отчаявшись, Виттал. Водитель сплюнул им под ноги. – Ну а как же? Это город, а не деревня. Тут все от всего далеко. И он, глубоко вздохнув, мокрым пальцем начертил в воздухе несколько петель, показывая, какими окольными путями придется им добираться до рынка. И вздохнул еще глубже, словно давая понять, что рынок находится в немыслимой дали. Сердце Кешава упало: выходит, водитель автобуса их обманул. Ведь он обещал ссадить братьев в двух шагах от Центрального рынка. – А сколько возьмете, дяденька, чтобы отвезти нас туда? Водитель оглядел братьев с головы до ног, потом с ног до головы, словно прикидывая их рост, вес и нравственные достоинства. – Восемь рупий. – Это слишком много, дяденька! Возьмите четыре! – Семь двадцать пять, – ответил водитель и ткнул пальцем: садитесь. А затем заставил их, ничего не объяснив, ждать в тележке, держа на коленях мешки. Вскоре двое других пассажиров поторговались с ним относительно места доставки и цены и тоже погрузились в тележку; один из них молча плюхнулся на колени Кешавы. Однако водитель так и не стронулся с места. И только когда еще один пассажир уселся за его спиной, когда в рассчитанную на троих тележку набилось шесть человек, водитель начал бить ногой по педали своего драндулета. Как и куда они ехали, Кешава почти не видел, первыми его впечатлениями от Киттура стали: мужчина, сидевший у него на коленях, запах касторового масла, которым этот мужчина намаслил волосы, и дуновения дерьма, исходившие от него, когда он подергивался. Ссадив переднего пассажира, а за ним и двух задних, авторикша покружил немного по темной и тихой части города и повернул на новую громыхающую улицу, залитую белым светом мощных газовых ламп. – Это Центральный рынок? – прокричал Виттал водителю, и тот указал на вывеску: МУНИЦИПАЛЬНЫЙ ЦЕНТРАЛЬНЫЙ РЫНОК КИТТУРА: Всевозможные овощи и фрукты превосходной свежести и по честным ценам – Спасибо, брат, – сказал, преисполнившись великой благодарности, Виттал. И Кешава тоже поблагодарил водителя. Выгрузившись из тележки, они снова оказались в самом средоточии света и шума и замерли, ожидая, когда глаза их привыкнут к окружающему хаосу. – Брат, – сказал Кешава, взволнованный тем, что он увидел вдруг нечто знакомое. – Брат, разве мы не отсюда уехали? Тут они огляделись вокруг и поняли, что стоят всего в нескольких футах от места, в котором высадил их водитель автобуса. Как они проглядели вывеску, все время находившуюся прямо за ними, ни один, ни другой понять не смогли. – Нас надули! – взволнованно сообщил Кешава. – Моторикша надул нас, брат! Он… – Заткнись! – И Виттал ударил брата по затылку. – Это ты во всем виноват! Разве не ты захотел взять моторикшу? В братьях-то они состояли всего несколько дней. Кешава был смуглым, круглолицым, а Виттал – высоким, тощим, светлокожим, и лет ему было на пять больше. Мать их давно умерла, а отец куда-то запропал; мальчиков взял к себе дядя, и росли они среди своих двоюродных братьев (которые называли их просто «братьями»). Потом умер и дядя, а тетя призвала к себе Кешаву и сказала, что он должен поехать вместе с Витталом, которого отправляли в большой город, чтобы он там работал у родственника, владевшего бакалейной лавкой. Тогда-то они и узнали, что их связывает друг с другом нечто большее, чем с прочими братьями, двоюродными. Известно обоим было только одно: родича следует искать где-то на Центральном рынке Киттура. И все. Робея, они углубились в темноту той части рынка, где торговали овощами, а после проникли через заднюю дверь в ангар, освещенный гораздо лучше, поскольку в нем продавали фрукты. Они поднялись на второй этаж по лестнице, ступени которой были усеяны подгнившими плодами и мокрой соломой. И спросили: – Скажите, как нам найти лавку нашего родственника? Его зовут Джанардхана, он из Деревни Соляного Рынка. – Это какой же Джанардхана – Шетти, Рай или Падивал? – Не знаю, дяденька. – А кто он, ваш родственник, – бант? – Нет. – Не бант? Может, джайн? – Нет. – Тогда какой же он касты? – Он хойка. Хохот. – На этом рынке хойка нету. Одни муслимы и банты. Однако мальчики выглядели такими растерянными, что мужчина, с которым они разговаривали, пожалел их, порасспросил кой-кого и выяснил, что у каких-то хойка и вправду имеется лавка – и совсем рядом с рынком. Они спустились по лестнице, снова вышли на рынок. Лавку Джанардханы, объяснили им, легко узнать по плакату, на котором изображен мускулистый мужчина в белой майке. Такого не проглядишь. Они переходили от лавки к лавке, пока Кешава не воскликнул: – Вот он! Под изображением мужчины с большими мышцами сидел тощий, небритый владелец лавки, что-то читавший, спустив на кончик носа очки, в записной книжке. – Мы ищем Джанардхану, который из деревни Гурупура, – сказал Виттал. – А зачем вам знать, где он есть? Тощий мужчина уставился на них с большим подозрением. И Виттал выпалил: – Дяденька, мы из вашей деревни. Ваши родичи. Лавочник вытаращил глаза. Потом облизал кончиком языка губы и перелистнул страницу записной книжки. – С чего это вы взяли, что мы – родичи? – Так нам сказали, дяденька. Наша тетя сказала. Одноглазая Камала. Лавочник положил записную книжку на землю. – Одноглазая Камала… ага, понятно. А родители ваши где? – Матушка померла много лет назад, после того как родила Кешаву – вот этого. А четыре года назад и отец от нас отказался – просто взял да и ушел. – Ушел? – Да, дяденька, – подтвердил Виттал. – Одни говорят, что он ушел в Варанаси, чтобы практиковать йогу на берегу Ганга; другие – что в святой город Ришикеш. Мы его уже много лет не видели, а растил нас наш дядя Тхимма. |