Онлайн книга «Присутствие. Дурнушка. История одной жизни. Ты мне больше не нужна»
|
Но Даглас, казалось, ничего этого не замечал. — У меня было все готово еще в прошлый уик-энд. — Несмотря на улыбку, в его тоне звучала нотка обиды. — Что случилось? Где ты был? Винсент секунду или две собирался с духом, прежде чем ответил: — Я был занят. Но вообще-то мне нужно тебе напомнить, Даг, я никогда и не собирался… То есть я не считаю, что несу за это какую-то ответственность. — Конечно, нет. Я и не ждал от тебя ничего подобного. Но мне казалось, что тебя это заинтересовало. — Точно. Но следует сказать откровенно: Даг, я не слишком уверен в надежности этой штуки. Ну, в той мере, в какой я в этом разбираюсь. Я ведь тебе уже говорил в прошлый свой приезд: я поспрашивал у знающих людей относительно этой породы сосен, что тут растет… — Да-да, я знаю, — перебил его Даглас. — Pinus sylvestrus [24] , вот, что тебе нужно… — Да, это самая лучшая порода, но здешние тоже дают много смолы. — Даг, прошу тебя, выслушай меня. — Винсент повысил голос, и впервые появившаяся в нем стальная нотка поразила Левина. Даглас сидел спокойно, но это ему явно давалось с трудом. — Здешняя смола, по всей видимости, требует для возгонки температуры вето градусов по Цельсию… — От восьмидесяти пяти до ста. — Очевидно, это зависит от качества смолы, а та, что здесь добывается, низкого качества. И вот еще что, Даг: ты заново сваривал этот бак, и я видел на нем ржавчину… — Она всего лишь на поверхности. — Насколько ты в этом уверен? Давление может подняться до ста пятидесяти фунтов на квадратный дюйм, а температура — до ста семидесяти градусов. Все, в чем я хочу тебя убедить, Даг… — Эта штука совершенно безопасна! — Даглас встал. — Где это ты набрался такой информации? — Я поговорил с коммандером Банцем. — С этого броненосца? Да что он вообще может знать о скипидаре?! — Он из Алабамы. Они там много его производят, а его семья занималась… — Гос-с-споди! — Даглас поднял лицо к глухим небесам. — Какой-то морячок будет тут разглагольствовать о скипидаре! — Он забегал по комнате, шлепая себя кепкой по бедру, словно упрямый ребенок. — Я ведь сам был офицером, Винсент, ты знаешь. Шестнадцать месяцев на этой гребаной консервной банке, эсминце. И могу тебе точно сказать, ни один парень во всем военно-морском флоте ни хрена не смыслит в скипидаре. Но думает, что тут то же, что в его треклятых паровых котлах, а это совсем другое! Левин с трудом сохранял на лице серьезное выражение. Но до него тем не менее дошла определенная искренность, таившаяся в негодовании Дагласа, его откровенное отчаяние; он с таким никогда прежде не сталкивался, по крайней мере при встречах с культурными людьми. Он вдруг осознал, что ни он сам, да и никто из знакомых ему людей никогда столь страстно не защищали занятую ими позицию, тем более так открыто. И все это ради какого-то скипидара?! Левин сомневался, что за всем этим стоят одни лишь деньги — скипидар слишком дешево стоит, решил он. Тогда в чем же дело? — Дорогой, тебе и в самом деле нужно по крайней мере послушать, что говорит Винсент, — проговорил Дениз. — Так что ты предлагаешь? — спросил Даглас. Винсент выдержал паузу. — Даг, я с очень большим уважением отношусь к тому, что ты здесь пытаешься сделать… — Господи помилуй, Винс, здесь же будут новые рабочие места, люди станут наконец испытывать к себе уважение, они здесь будут работать, будут защищать лес от воровства! Страна-то ведь вымирает, Винс! В глазах у него стояла сплошная боль, от этого Левину стало тошно, и он тут же обругал себя за такую бесчувственность. Где-то на окраине его сознания болталось неясное ощущение отвращения, а мужчины и Дениз уже договорились съездить к перегонному аппарату и все там осмотреть. Левину просто не верилось, что, несмотря на совершенно непредсказуемые последствия, Даглас все равно намерен запустить процесс перегонки. Винсент и Левин поехали в «остине», а Даглас с Дениз последовали за ними в пикапе. Раздражение Винсента вырвалось наружу, и он все время то резко жал на газ, то тормозил. — Вы ж понимаете, это в общем-то не мое дело. — По какой-то причине он вдруг стал извиняться перед Левином, который и сам испытывал нечто вроде чувства ответственности — за что и почему, он вряд ли сумел бы объяснить даже себе. — Он собрал эту штуку из всякого металлолома. Это сплошной хлам! И я, конечно же, не намерен ошиваться где-то поблизости, когда он запустит это свое устройство. — А что насчет его детей? — Не знаю. Просто не знаю. Левин заметил какие-то металлические сосуды, прикрепленные к деревьям, и Винсент пояснил, что в них собирается смола, стекающая из насечек на стволах. Здесь было почти холодно, прямо как в Северной Европе. Странно, ведь внизу, всего в нескольких милях, плещется теплое море. — Конечно, это не та порода сосен. Не спрашивайте, почему не та. Это вне моей компетенции. — А что это с ним такое? — спросил Левин. — Тщеславие заело? Я хочу сказать, тут он вряд ли может рассчитывать много заработать, не так ли? — Возможно, если бы у него было несколько перегонных кубов, но у него есть только этот. Не уверен, правда, что это тщеславие. Он действительно любит эту страну, а вот насчет нее, думаю, она уже на грани… — Я забыл спросить про учебу его детей. — Не важно. Я знаю, что он ответит: покажет на книги, стоящие на каминной полке. История, учебник года 1925-го или что-то в этом роде, химия издания 1910-го, сборник рассказов Киплинга и еще одна, не помню, что именно… ах да, атлас мира. В котором Индия все еще закрашена розовым как Британская колония. — А как насчет нее? Ее-то это заботит? — Вы же сами видели, какой он упрямец. — Он секунду помолчал. — Он, видите ли, как влюбленный. — В кого? — Не знаю, как это сказать. В идею, наверное. Идею… — Он некоторое время подыскивал нужное слово, потом, кажется, прекратил. — Понимаете, во время войны он охотился за немецкими подводными лодками. И влюбился. В это великолепное море, в это солнце. Это было, конечно же, еще до того, как сюда хлынули туристы, еще до прихода сюда современной технологической цивилизации. В порту работали конные повозки, а пляжи были — ну как девицы невинные, так он однажды выразился. Сплошная бедность, но еще не испорченная. Вот он и размечтался, как переедет сюда жить, и состряпал этот проект свой — плавать на катере с острова на остров и демонстрировать фильмы. Мне иной раз кажется, что все в его затее очень просто, — он и впрямь хотел начать тут хоть какое-то дело. Так со всеми бывает, надо думать, но некоторым это представляется абсолютно необходимым — стать родоначальником чего-то, изобретателем, человеком, который зачинает что-то новое. Я говорю так, потому что у него было очень хорошее место в Нью-Йорке, дом в Гринвич-Виллидж, полная чаша. Но там он ничего не начинал, никакого нового дела. Он, некоторым образом, жаждал боя, мне кажется. — Винсент засмеялся и помотал головой. — А вот и это место, если угодно. |