Онлайн книга «Древнее хобби»
– Я училась вместе с ним в «мучилище». Я сказала это грустно, чтобы пацаны поняли: я тоже потеряла друга. – Ну, училась, и что дальше? – спросил один, как видно, самый недружелюбный. – Я к матери его хотела сходить… Мне с ней поговорить надо. Хорошая у него мать? – Теть Люба? Да так… Мать как мать. Один все-таки оказался разговорчивее других. Это хорошо. – А батя-то у него был? – спросила я, уже обращаясь к этому «разговорчивому». – Не-а… Помер. Остальные побросали пустые банки за гараж в мусорную кучу. Видя такое, я достала из кармана две сотенные купюры и протянула их ребятам. – Пацаны, сгоняйте еще за пивком, помянем моего и вашего друга… Через десять минут мы все сидели и пили пиво. Мне освободили место на лавочке, я с удовольствием туда пересела. – А сестры-братья у Степки были? – спрашивала я. – Сестра осталась старшая. Да она замужем уже, отдельно живет. – А батя-то с чего помер? – Пил крепко. Под этим делом и тетю Любу со Степкой гонял… Я еще некоторое время сидела с пацанами, пока не выведала все, что могла про погибшего парня и его семью. Вот теперь можно и к скинам заявиться. Я подходила к спорткомплексу на улице Олимпийской. Он состоял из нескольких зданий. В первом была секция хоккея, во втором – художественная гимнастика… Вот и последнее, самое маленькое здание. Даже не здание – одноэтажный домик. Что здесь было раньше – неизвестно, но теперь возле двери висела табличка «Военно-спортивный клуб». Рядом с домиком была небольшая спортивная площадка с турником, брусьями и еще какими-то снарядами. Ну-ну, посмотрим… Я зашла в дверь и сразу оказалась в большой комнате с неотштукатуренными стенами. Прямо на кирпичной кладке висели плакаты, призывающие каждого быть патриотом своей Родины, какие-то знаки, напоминающие свастику, и красное знамя. В углу был стол, за которым сидели трое пацанов, положив ноги на стол. Несмотря на жару, обуты они были в берцы. Все о чем-то дружно говорили, даже смеялись, но при моем приближении умолкли, как по команде. – Привет, пацаны! Все трое смотрели на меня серьезно-настороженно. – Ты кто такая? – спросил наконец один совсем недружелюбно. – Я? Маша. – Ну, и чего тебе здесь надо, Маша? – Я пришла… это… А к вам записаться можно? Все трое переглянулись. – Тебе-то зачем, воробышек? Остальные двое заржали. – Я тоже хочу против этих… черных. От них уже прохода нет. Я хочу, чтоб все они к себе на родину убрались и нашу землю освободили! Пацаны смотрели на меня, но ничего не говорили. Тогда я продолжила свой патриотический монолог: – Ведь как получается: они к нам приехали, нам на базаре свои апельсины-баклажаны втридорога продают, наживаются на нас, а потом еще на наши же деньги здесь себе квартиры покупают. Так? Один из сидевших убрал ноги со стола и сказал: – Ну, ну… И что дальше? – А дальше они, гады, плодиться здесь начинают! Детей рожают, и не по одному, как мы, а по трое-четверо! Вон в нашем доме… Десять лет назад только одна семья чурков жила. И детей у них было двое. А сейчас в нашем доме шесть таких семей! И у всех – по трое-четверо детей! Выйди вечером во двор – одни черномазые в песочнице ковыряются! Разве это порядок? А их папаши на рынке с наших такие цены ломят! А жены их не работают, только и делают, что детей рожают да обстирывают их и жрать готовят… Я разошлась и говорила уже взахлеб. – Да ты присядь, Маша, – сказал вдруг первый. Тут остальные тоже убрали ноги со стола, я села за этот стол – большой, из досок – и уставилась на пацанов. Они – на меня. Наверное, мы так и таращились бы друг на друга неизвестно сколько, если бы один не спросил настороженно: – А ты про нас откуда знаешь? – Так мне Степка сказал! Ну, Степан, то есть… – Какой Степан? – Федорцов. Которого убили три месяца назад. – А его ты откуда знаешь? – Так я вместе с ним в училище училась. Я вот только что окончила, а ему не довелось… Я сказала это трагическим голосом и опустила голову. К моему удивлению, пацаны тоже опустили свои бритые головы. Минуту мы сидели вот так, молча, должно быть, это означало у них «помянуть усопшего», или «отдать дань погибшему», или что-то в этом роде. Наконец первый, как я его про себя называла, поднял голову и сказал: – А ты с ним в каких отношениях была? Невеста, что ли? – Не! Мы просто дружили. Я ему и списывать давала, и контрольные за него делала… А он мне про вас рассказывал. – Это хорошо, что ты к нам пришла, Маша. Нам такие люди нужны. Только у нас ведь здесь крестиком не вышивают и политесы не разводят. Здесь – военно-спортивная организация. Понимаешь? – А то! Я что, маленькая? Да и какие политесы, когда эти чероножо… ой, в общем, нерусь эта землю русскую захватывает! Пацаны засмеялись, но первый на них цыкнул. – Зря смеетесь. Маша правильно говорит. Давай знакомиться. Меня Виктором зовут. Это – Пиночет. Это – Могила. Остальных потом узнаешь. Нас здесь много. Степана, однокурсника твоего, Герычем звали… потом объясню, за что. Виктор встал, подошел к полке с книгами, достал одну, положил передо мной. – Вот это тебе прочитать надо будет. Хорошая книжка, умным человеком написана. Я посмотрела на обложку. Свастика. Фюрер. Название черными буквами: «Адольф Гитлер. Моя борьба». – Прочитаю, – пообещала я. Мы еще долго сидели и разговаривали о бедах русского народа, о захвате наших земель кавказцами и тому подобном. Потом Виктору на телефон кто-то позвонил. – Сегодня построение, я помню. Да… бег, подтягивание… я знаю… Хорошо, все сделаем… Хайль! Он отключил телефон и положил в карман. – Скоро ребята будут подходить. Ты, Маша, как, останешься или… – Если можно, я еще немного посижу с вами. У меня пока время есть. – Хорошо, сиди. Познакомишься с другими, посмотришь, как мы тут занимаемся. У нас все – серьезно: тренировки, строевая, идеологическая подготовка… – А у вас сколько девчонок? – Пока две. Если ты запишешься… – Что значит: если? Я запишусь. Я давно хотела. Я не могу больше мимо несправедливости проходить. Вон вчера опять на рынке махня была: «черные» наших пацанов ни за что стали бить! – А ты откуда знаешь? |