
Онлайн книга «Леопард на солнце»
С патронташами через плечо, с карабином «Сан Кристобаль» в руках, в широкой юбке и в башмаках на каучуке, Макака собирает свой отряд женщин и мелюзги и, понукая, торопит их вниз по черной лестнице, уводящей в подвалы. Она освещает мрачные переходы факелами, втыкая их в покрытые плесенью глинобитные стены, и, шагая через лужи, идет по лабиринту туннелей, как генерал по полю битвы. Криками и пинками она организует свою паству. Она распределяет среди женщин оружие, не взятое мужчинами: всевозможную рухлядь – от уругвайского автоматического арбалета до «Вальтера» тридцать восьмого калибра, ввезенного нацистским офицером, бежавшим в тропики после войны. Макака велит запасти питьевую воду, еду и одеяла на ночь. Она помещает служанок и малышей в сухое место. У Аны Сантана – та спустилась с шитьем в руках – она вырывает ее тряпье и иголки, швыряет их подальше, и велит Ане взять пистолет. – Чтоб ты поняла, раззява, – говорит она ей, – что здесь за дела. – А Арканхель, младший из братьев, так и остался взаперти в своей комнате? – Нет. Он тоже спустился в подвалы, со все еще перевязанной рукой, робко протестуя, поскольку с ним обращались как с ребенком, и прося дать ему оружие. – А Макака? Обругала его? – Нет. Арканхеля она никогда не ругала. Она одарила его кривой улыбкой, обнажив свои одетые в металл зубы, и швырнула в лицо три военных приказа, что у нее было выражением чистейшей приязни. Она даже дала ему оружие по его просьбе. Но она не позволила ему присоединиться к тем, кто отправлялся искать драки. Наверху, в патио, ночь пропитана запахом пота разгоряченных мужчин, и в воздухе дрожит, острая и немая, священная жажда мести. Гомесы Барраганы, Барраганы Араухос, Пташка Пиф-Паф, Ножницы: они готовы совершить ритуальную казнь в назначенный срок. Разбившись на группы по указанию Нандо, взмыленные, как кони на ипподроме, они ждут в готовых рвануться «джипах» со включенными моторами. Они напряжены, наэлектризованы и сосредоточены, как спортсмены перед стометровкой. На старт… Внимание… Стоп. «Стоп! Назад». Приказы шефа. «Выйти из машин. Зачехлить оружие. Все назад в патио». Нандо только что узнал, что с шести до девяти вечера в одном из зданий в центре Города состоится правительственное мероприятие с участием общественных деятелей и иностранных гостей. Для охраны участников военная полиция расставила десятки людей в зоне безопасности, и без того наводненной эскортами и телохранителями. Личная армия Нандо Баррагана не имеет проблем с местной полицией, – та не вмешивается в их дела и глядит на все сквозь пальцы, следуя старому соглашению о взаимной выгоде и мирном сосуществовании, которое до сего дня блюдут обе стороны. Но совершить вылазку в центр, патрулируемый вооруженными чужаками, означает ввязаться в ненужный конфликт. Надо отложить выезд до девяти. – Неважно, – говорит Нандо. – Не больно и хочется. Эта штука и Монсальве парализовала. Мужчины снова закуривают сигареты и погружаются в вязкую меланхолию демобилизованного войска. Нандо распоряжается, чтобы им раздали по чашке сахарной воды [44] и по ломтю молодого сыра. Кое-кто засыпает, растянувшись на земле, другие беседуют в сумерках. В девять мстители снова приводят себя в боевую готовность и наполняют патио смутным шумом шагов и бряцающего оружия. Они плещут себе водой в лицо, разбирают стволы, крестят лоб, грудь, левое и правое плечо, и возвращаются к «джипам» в ожидании главнокомандующего. Нандо медлит две минуты, вверяя себя наедине своему охранительному талисману. Он молитвенно сжимает его в руке, – «Святой Каравакский Крест, Силе твоей препоручаю себя», – и в это самое мгновение звонит телефон. Северина снимает трубку. – Это тебя, Нандо. – Не теперь, мать, разве не видишь – я уже ухожу. – Подожди. Говорит, это Мани Монсальве. Услыхав это имя, Нандо столбенеет, точно окаменевший великан, и в напряженном изумлении сжимает ладонь, вдавив в нее крест из четырех перекладин. – Разве они когда-нибудь разговаривали лично? – Всего один раз в своей взрослой жизни, вот этот самый. – Акак об этом узнали в квартале? – А уж так оно всегда бывало. Барраганы знали обо всем, что творилось в Городе, но и мы знали обо всем, что творилось у них в доме. Весть об этом звонке нам показалось странной. Нандо и Мани – смертельные враги всю свою жизнь, как говорится, вода и масло, кошка с собакой, никогда они не общались, кроме как выстрелами, и вдруг этот звонок. Нандо решил, что тут какая-то ловушка, или издевательство, или обман, но так или иначе, подошел к телефону. Нандо не знает голоса Мани, но, однако, едва услышав его, сразу чует своего по крови. – Как он мог узнать этот голос, если он его никогда не слышал? – Он узнал его не зная, инстинктом, нюхом. Он признает его с первого «алло», с той же несомненностью, с какой волк распознает вой другого зверя своего вида. Внезапная боль в искалеченном колене подкрепляет его уверенность, что он говорит с человеком, чья пуля нанесла ему эту рану. – Это он, – говорит он Северине, прикрывая трубку расцарапанной ладонью. Мани Монсальве произносит четыре слова и вешает трубку. – И что же это были за слова? – Говорят, что ровно четыре слова: «Сегодня ночью берегите Нарсисо». Нандо Баррраган остается погруженным во тьму сомнений. То, что случилось, не имеет прецедентов в долгой истории их кровопролитной войны. – Говорят, что он был сам не свой после звонка двоюродного брата, Мани Монсальве. Подумать, всю жизнь воевать по неизменным правилам, и вдруг, здрасьте пожалуйста, твой противник появляется с предупреждением, с какого боку он хочет ударить, выдает тебе секрет своего следующего хода… Нандо ищет хоть какой-нибудь проблеск в глубине своего рассудка и находит только миражи, предположения, сомнения и бессмыслицы. Если они хотят убить Нарсисо, зачем Мани сообщает об этом? Или у них другие намерения, и звонок должен запутать противника? И почему звонит лично Мани Монсальве? Исключительно ради какой-нибудь хитрости? Нандо смотрит на Северину, по-прежнему стоящую возле него, но не говорит ей, что сказал Мани. Он только спрашивает: – Верить ему или не верить? – Верь. – Тогда надо найти Нарсисо. В это момент Нарсисо может быть где угодно – в баре, ресторане, на петушином бою, в кегельбане, на пирушке или распевать серенаду – ничего не подозревающий и пленительный, под прицелом вражеского оружия. Как добраться до него раньше, чем его настигнет смертельная пуля? Северина знает ответ: Сан Антонио. «Вот сейчас поставлю Сан Антонио вниз головой». – Есть в квартале такая старая традиция. Кто бы что ни искал, работу ли, жениха ли, или потерянный ключ, надо поставить вверх ногами изображение этого святого, а когда его снова поставят на ноги, он находит искомое. |