Онлайн книга «Прозрачные леса под Люксембургом»
|
– Как в пионерлагере, – сказал я. – Что? – переспросила она. – Этого мне тебе не объяснить… – усмехнулся я. – Хорошо, что его сейчас нет. – Кого? – Флага. Только флага здесь не хватало… Она взяла меня под руку, положила голову на мое плечо. – Ты бы хотел здесь жить? – С тобой? Она отпустила мою руку, отстранилась – я снова обидел ее. Произнесла машинально: – У тебя, вероятно, жена, дети… Я притянул ее к себе – мгновенно ставшую чужой. Откуда-то из глубин уже прибивало к берегу волну ее слез, и сейчас у меня еще была возможность остановить их. – Я сказал тебе правду. Я хотел бы жить здесь. С тобой. И даже готов отказаться от номера для курящих. Ради тебя. – Вот теперь я тебе верю, – улыбнулась она и все-таки заплакала. А мне безумно захотелось поносить ее на ладонях. Если б я мог, если б мог… – Ты обязательно должен пробовать лягушек! – Но я не хочу лягушек! У меня от одной мысли… – Что за глупости! Быть в Люксембурге и не пробовать лягушек! Только потому, что у тебя, как это по-вашему… предубеждение… – Предубеждение – это несформировавшееся убеждение. Почему бы с ним не посчитаться. Ну, в смысле, и оно достойно уважения… За этой сценой уже минуты три с самым заинтересованным и в тоже время как бы безучастным лицом наблюдал официант. И я видел, как ему на самом примитивном уровне хотелось владеть русским, чтобы понимать причину наших бурных объяснений. – Все, – отрезала Фредерика. – Люксембург – это почти Франция. А быть во Франции и не пробовать местную кухню… Во Франции все едят лягушек. – Хорошо, что не гремучих змей, – сдался я. – Месье, – Фредерика постучала по блокноту официанта и сделала заказ на безупречном французском языке. – Ты и французский знаешь, – удивился я. – В пределах ресторанного минимума. – А я, как тот поц, не знаю ни черта, кроме местечкового наречия. И хотя это было преувеличением, мне действительно стало стыдно. Сколько сил и средств потратила мама на репетиторов по английскому. Ровно столько, сколько понадобилось мне, чтобы возненавидеть этот язык окончательно. – Поц – это кто? – спросила Фредерика. – Поц – это я. Фредерика подняла стакан с виски. – Тогда я выпью за тебя, милый мой поц. И, если не возражаешь, сегодня напьюсь. Я уже припарковала машину. А лягушка по вкусу оказалась похожей на хорошо прожаренного цыпленка. Только и всего. Но, в отличие от цыпленка, ее было не жаль. – Давай купим тебе ангела, – предложила Фредерика. – По-твоему, у меня нет ангела? – Может, и есть. Но он не внушает мне доверия… Только что в ресторане мы выпили бутылку «Джемисона» на двоих. В равном долевом участии, как принято говорить в серьезных деловых кругах. – Тогда и тебе. Чем твой ангел лучше моего? – Хорошо. И мне. Мы зашли в словно по волшебству выросший у нас на пути рождественский магазин и купили по ангелу. Мне и Фредерике. Ангелов выбирала Фредерика. – Ангел должен заглянуть тебе в душу, – говорила она, тщательно перебирая фигурки с распростертыми крыльями. – Представляю, что он там увидит… Они были действительно божественными – ангелы, выбранные Фредерикой. На тонкой деревянной ножке, какого-то немыслимого голубого свечения. – Это ангел для рождественской елки, – пояснила она. – В Москве есть елки? – В Москве только и есть, что елки… Мы вышли из магазина с ангелами в руках. – Нам надо зайти в костел, – твердо сказала Фредерика. – У нас сегодня что: божественный цикл? – Если не считать того, что он закончится в баре. Ты помнишь, я обещала сегодня напиться… Я остановился, развернул ее к себе и снова утонул в ее шальных, немного раскосых от виски глазах… – По-моему, это уже произошло. – Много ты понимаешь… Господи, ну как можно так надевать шарф. Ты не задумывался, почему мужчины до такой степени беспомощны. Даже перед шарфом. – Она терпеливо поправляла на мне шарф. – Мы зайдем в костел и поставим свечи всем, кого ты видел во сне… – Их слишком много… – Значит, поставим много. Мы шли по улице, дома которой можно было задевать плечами. Я представил, как где-нибудь на четвертом этаже курит у окна пожилая француженка. «Мадам Жюли, не угостите ли вы и меня сигаретой?» – спрашивает у нее соседка из дома напротив. «С удовольствием, мадам Софи», – отвечает мадам Жюли, открывая изящный портсигар и протягивая соседке сигарету. Просто так. Через улицу. Из окна в окно. – Тебе не тяжело идти? – спросила Фредерика. – Нет. Город маленький… Я не люблю лубочное убранство православной церкви. Мне не достучаться до небес сквозь низкие давящие своды, не принять навязчивой позолоты окладов и уже не отразиться в рубиновых стеклах лампад. Но каждый раз, как впервые, я открываю для себя торжественность католических соборов. Особое звучание тишины и нереальную трехмерность пространства вокруг, где я – прихожанин в семнадцатом ряду, среди тысяч таких же прихожан не ощущаю себя песчинкой в определяемой богами круговерти Вселенной. Костел пустовал. Кроме нас с Фредерикой, то ли во втором, то ли в третьем ряду сидели две старушки с молитвенниками в руках. – Подожди меня, пожалуйста, – сказала Фредерика и прошла в боковую дверь за клиросом. На мгновение мне показалось, что она больше не вернется. С тех пор как мы сели в машину, меня не оставляло странное ощущение, что Фредерика исполняет миссию какого-то особого милосердия по отношению ко мне. Может, она и есть мой ангел, материализовавшийся на эти два дня? Могут же боги позволить себе подобную вольность: разрешить ангелу один раз в жизни побыть рядом с человеком, которого он оберегает. Если это необходимо человеку. Если это нужно ангелу. Почему ангел, купленный мне Фредерикой, был так неуловимо похож на нее? И в этот момент откуда-то из глубин костела раздалась музыка. Нет, не музыка – хлынувшая на меня река. Без дна и берегов. Река человеческих слез, берущая свой исток со дня сотворения мира. Слез неизбывной печали и нечаянных радостей. И две моих слезы растворились в этой реке… Я ни о чем не думал сейчас, понимая, что осмысление придет позже. С финалом музыки. Все это время мне хотелось одного: чтобы она не кончалась… |