Книга Неподвластная времени, страница 84 – Анхела Бесерра

Паскаль, как ни старался, не мог достучаться до жены. Мазарин спасла Сара Миллер. Она проводила в больнице целые дни, ухаживала за снохой, разговаривала с ней, читала, заботилась о ней так, как никогда не заботилась о сыне. Сара чувствовала боль Мазарин, но не понимала саму себя: она должна была ненавидеть соперницу, но вместо этого любила ее. И малыша, который должен был родиться.

Паралич голосовых связок не давал Мазарин издать ни звука, но как-то вечером она попросила у Сары блокнот и ручку и начала писать.

Так она поведала свекрови свою историю, которую до сих пор не рассказывала никому, даже Паскалю. Мазарин честно излагала все до мельчайших подробностей, бесстрашно отвечала на вопросы и чувствовала, как с плеч спадает непомерная ноша. Словно робкая девчушка, превращенная злой ведьмой в старуху, сбросила чары и обрела свободу.

Мазарин рассказала Саре о своей матери и об отце, которого почти не помнила. Об одинокой жизни в зеленом доме в компании Святой и кошки по кличке Мадемуазель.

Рассказала о том, как пряталась в шкафу, разговаривала сама с собой и чувствовала, как одиночество постепенно пожирает ее. О долгом существовании вне мира, словно жертва кораблекрушения на необитаемом острове. О боли и печали.

О том, как в один прекрасный день открыла саркофаг и нашла ключ, как искала замок, к которому он подошел бы, как пыталась свести счеты с жизнью и томилась в плену у Мутноглазого.

О том, как узнала об Арс Амантис, о том, как встретила Кадиса, единственного человека, которому было до нее дело. Человека, которого она безумно полюбила.

О том, как боролась с собой и потерпела поражение в этой борьбе.

Мазарин доверила бумаге все свои слезы, страхи, радости, сомнения... День за днем она писала, перечитывала написанное, зачеркивала и начинала снова. Ее признания становились тайной, которую знали только двое.

А когда у девушки почти не осталось слов, она вывела на последней странице имя почти загнанной на самое дно души, почти забытой, но еще живой любви: Паскаль.

105

Однажды вечером, когда Мазарин заканчивала кормить дочку, в комнату вошел Паскаль с таинственной улыбкой на губах.

— К тебе гости, милая.

— Ко мне?

— Ну да, к тебе... И к Сиенне.

— Кто же это?

— Не скажу. — Паскаль наклонился и поцеловал жену. — Это сюрприз.

— Ладно. Ты нас заинтриговал, правда, зайчонок? — Мазарин нежно коснулась губами крошечных пальчиков девочки.

Паскаль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся. Вошедший вслед за ним старик держал в руках большую кожаную сумку, из которой выглядывала кошачья мордочка.

— Аркадиус! — воскликнула удивленная и обрадованная Мазарин.

— Дочка! А ты, как я посмотрю, времени не теряла.

Старый антиквар поцеловал Мазарин и погладил младенца по головке.

— Господи, как я рада! Сколько же мы не виделись!

— Она очень красивая. Как ее мама, — улыбнулся Аркадиус. — Можно ее подержать?

— Конечно.

Малышка смешно наморщила нос, когда колючая борода антиквара коснулась ее щечки.

— Отец, должно быть, умирает от гордости.

— Еще бы.

Аркадиус снова повернулся к Мазарин.

— Если бы ты знала, чего мне стоило тебя отыскать, дочка. Нельзя вот так ни с того ни с сего пропадать.

— Вы ведь и сами пропали, помните?.. Уехали в Барселону. И даже не позвонили... Я понятия не имела, где вы, — Мазарин укоризненно покачала головой. — А потом... Столько всего произошло!

— Знаю, знаю. Бедная девочка! Если бы ты только мне доверилась.

Аркадиус взял ее за руки.

— Боже мой, а кто это там у нас? — Мазарин потянулась к забытой на полу сумке. — По-моему, это Мадемуазель.

Она протянула дочь Паскалю.

— Иди к папе, золотце.

Мазарин достала кошку из сумки, поприветствовала ее, погладила и вернула обратно.

— Я вас покидаю. Вам наверняка есть о чем поговорить. А я пока займусь нашей принцессой... Тем более что ей, кажется, пора сменить пеленки.

Паскаль унес Сиенну, оставив жену наедине с антикваром.

— Садитесь, Аркадиус.

Старик уселся в кресло.

— Я тебе очень сочувствую, дочка. Я знаю, сколько тебе пришлось вынести. По телевизору говорили о последней выставке Кадиса и том, что ты была его соавтором... И о трагедии тоже. Ты ведь его любила?

Мазарин не ответила; в этом не было нужды. Аркадиус прочел ответ в ее глазах и решил не бередить едва затянувшуюся рану.

— Знаешь, как я тебя нашел? Это было непросто, но я сумел связаться с Сарой. Она удивительная женщина... И очень тебя любит.

— Я знаю. — Мазарин сжала руку антиквара. — Простите, что не искала вас Аркадиус. Я совсем запуталась!

— В жизни ничего не бывает просто так. Возможно, тебе стоило пережить все это в одиночестве. Между прочим, я принес тебе подарок. Мне кажется, он должен тебе понравиться.

Антиквар достал из кармана пиджака маленькую коробочку в подарочной обертке.

Пока Мазарин разворачивала подарок, старик продолжал:

— Мне чудом удалось вырвать его из лап мафии. Джереми выставил твою реликвию на торги.

Девушка надела медальон и подняла на Аркадиуса заплаканные глаза.

— Не знаю, как вас благодарить. Я думала, что больше его не увижу.

В комнате ненадолго воцарилась тишина, потом антиквар снова заговорил:

— Мазарин...

— Да?..

— Я пришел не просто так... Ко мне в руки попал старинный ларец, который на самом деле принадлежит тебе.

Девушка удивленно вскинула брови.

— Когда ты исчезла, я стал присматривать за твоим домом. Присматривать... И заодно исследовать. Прости меня за такую наглость. Вокруг тебя было слишком много тайн, и след, который мне удалось взять в Барселоне, привел к тебе. В шкафу, где покоилась Святая, обнаружился подземный ход, он-то и привел меня к ларцу. Он твой. И в нем, согласно легенде, хранится вся история Святой.

— Нет, Аркадиус, пусть он останется у вас. Вы знаете толк в древностях и сможете о нем позаботиться. Это был ларец Сиенны, а она... Ее больше нет.

— Ошибаешься.

106

Ла-Рюш пылала всю ночь.

На рассвете, когда пожарные сумели пробраться к подъезду, слабый аромат лаванды еще пробивался сквозь густой запах дыма.

Пепел перемешался с подтаявшим снегом, и на подходе к дому образовалось целое болото, пройти по которому можно было только в специальных сапогах. Пожар превратил Ла-Рюш и окружающие ее постройки в обгоревшие руины. И только неутомимые кариатиды все еще держали на плечах козырек подъезда. Над безрадостным пейзажем по-прежнему как ни в чем не бывало высился железный шпиль Ла-Рюш. Скелет павильона Британских островов выстоял. Статуя Эйфеля тоже.