
Онлайн книга «Мангушев и молния»
Шмель собирал нектар и пыльцу. Неуклюжий, он просыпал ее всюду и был вечно недоволен, что так мало собрал. Он не замечал, что сам виноват и сваливал все на Цветок. – А ну тебя! – говорил Цветок, – Кормишь его, кормишь, а он еще и недоволен! – Плохо работаешь! – гудел Шмель, – Вечно не успеваешь! – и, сорвавшись с тычинок, улетал, мотаясь из стороны в сторону, а Цветок только качал ему вслед головой: – Какой невежда! Шмель иногда сталкивался налету с Солнечным Зайчиком и падал в траву. – Извините, – говорил вежливый Зайчик, – я нечаянно. – Ходят тут всякие, – гудел Шмель, выкарабкиваясь из травы, – не собирают и другим мешают. Безобразие! И вдруг свершилось чудо: старый ворчун Шмель влюбился в Пчелку. Да-да, в ту самую Маленькую Пчелку. И как же он раньше не замечал, что она такая лохматенькая, такая красивая и такая тоже трудолюбивая. Пчелка видела, как расцветает старый бродяга, когда садится с ней рядом на Цветок, и от смущения теряет пыльцу, но она была еще маленькая и глупая и много себе воображала. – Ах! – говорила она, – Надо ли мне все это? Он такой старый и такой вечно ворчливый. Но при этом она никогда не забывала посмотреть на себя в лужицу: все ли там у нее хорошо? – И потом он толстый, безобразный увалень, – добавляла она, поправляя прическу. А Шмель пел. Он казался себе снова молодым и стройным и так вежливо собирал нектар и пыльцу, что и Цветок и все остальные встречали его улыбками, как старого знакомого. – А, это вы? – говорил Цветок, – садитесь. пожалуйста. – Я только на секундочку, – смущенно гудел Шмель, – Я вас не беспокою? А то все летаю, летаю… – Что вы, что вы! – махал на это своими лепестками Цветок, – передайте привет Пчелке. – Ах! – разворачивался налету Шмель и еще сильнее смущался, – Она на меня совсем не глядит! – Она вас полюбит, – уверял его Цветок. – Вы так думаете? – возвращался к нему Шмель. – Конечно. Как вас можно не полюбить? Вы такой добрый. – Вы правы. Мне хочется что-нибудь сделать для нее. – Подарите ей нектар. – Ах, боюсь, примет ли? Это дерзко с моей стороны и невоспитанно – навязывать подарки. Она такая гордая. – Но вы же от чистого сердца. – Да, это точно! Мне ничего не надо. Я ей так благодарен. Я так счастлив, что на земле есть Пчелка. Я только сейчас по-настоящему живу. Я подарю ей нектар – будь что будет. А вам не кажется, что она очень красивая и добрая? – Конечно же, кажется. Я за вас очень рад. Не забудьте передать от меня привет. – Не забуду, дружище! – гудел шмель и вдруг опять сталкивался с Солнечным Зайчиком. – Эх! Какой я неловкий! – сокрушался Солнечный Зайчик. – Что вы, что вы! – говорил ему Шмель, – Это я вас совсем не заметил. Иногда летишь себе и мечтаешь. – Говорят, вы влюблены? – Что вы, – смущался Шмель, – она такая молодая, а я такой лохматый. Но ведь я добрый, правда? – Правда, – улыбался Солнечный Зайчик, – Вы очень добрый. Она должна вас полюбить. Нельзя не любить добрых. А когда она вас полюбит, это будет самая большая радость для всех ваших друзей. У вас так много друзей вокруг. – Это все так! – осторожно гудел Шмель, – Я и не знал, что у меня столько друзей. Но однажды Шмель повстречался со старой и злой Стрекозой. – А, это ты, толстый дуралей! – сказала ему злая Стрекоза, – Говорят, ты влюбился в эту мохноногую дурочку? – Полегче, ты, треснувшее коромысло! – сразу же загудел по-старому Шмель, – Не встречайся мне больше! – Сам лучше не попадайся, толстяк! И Пчелке своей передай, пусть не попадается! Шмель загудел от злости так сильно, что не заметил Цветок, ударился о него и шлепнулся в траву. – Ой! Вы не ушиблись? – забеспокоился вежливый Цветок. – Вот еще! – выбирался из травы Шмель, – Пускай не дожидается! – Вы не должны обращать внимания на эту тощую Стрекозу, – убеждал его Цветок. – Она злая потому, что не пьет нектар. Она абсолютно высохла от злости. – Ваша правда! – карабкался вверх Шмель, – Только толстые могут быть добрыми. – Она питается мухами, – вторил ему Цветок, – а разве могут быть добрыми те, кто питается мухами? – Ваша правда! – успокоился Шмель и снова загудел, проверяя крылья, – Мухи, хоть и неприятные, и такие вечно грязные, но нельзя же их за это все время есть, в конце-то концов! А какая у нее уродливая нижняя челюсть? Вы помните, какая у нее отвратительная нижняя челюсть! Просто нужно запрещать летать с такой нижней челюстью! – Полно о ней, – говорил Цветок, – А как ваши дела? – Вы знаете, – неуверенно загудел Шмель, – я так и не решился. Я такой толстый и в этом мое несчастье, и потом я такой лохматый, будет ли она со мной разговаривать? – Непременно будет, – улыбался Цветок, – не может быть иначе. – Это уж точно! – соглашался Шмель, – Не может она меня не выслушать, в конце-то концов! И потом мне ничего не надо. Она есть на свете, я думаю о ней день и ночь. Я даже худею, по-моему. Это ужасно приятно. – Прилетайте ко мне вместе, – приглашал его Цветок. – Обязательно, – оборачивался налету Шмель. И вот однажды он уселся на Цветок рядом с Пчелкой и совсем уже собирался открыть ей свою любовь и сказать, что ему ничего не надо, вот разве что подарить ей немного нектара и пыльцы, как вдруг Пчелка, дернув своей красивой головой, сказала: – Вы меня всюду преследуете. Все мои подруги говорят: «Ну, зачем тебе этот толстяк. Посмотри, сколько вокруг красивых трутней. Они, хоть и не такие стройные, как хотелось бы, но зато не такие увальни, не спят налету». Бедный Шмель. На него было жалко смотреть. У него ослабели лапки и высыпалась вся пыльца, и он пролил весь нектар. Он весь перепачкался, но не замечал этого. Пчелка давно улетела, а он все сидел на Цветке и размышлял: – Она права. Она тысячу раз права. Кто я и кто она? Эх, зря я полез с этим нектаром! А как хорошо не знать, что ты не любим! Один только луч надежды, и можно жить. Надеяться и мечтать. Нет у меня теперь мечты. А все потому, что я такой безобразный. Кому нужно то, что я добрый! – Простите меня, – сказал ему молчавший до сих пор Цветок. – Ну, что вы! – отозвался на это Шмель. Скоро все улеглось, и Шмель загудел по-прежнему, собирая пыльцу и нектар. Он все время летал нагруженный, а однажды он даже подрался со стремительной Стрекозой и надавал ей как следует. Но, хоть все и потекло по-прежнему, он больше никогда не ворчал на своих друзей. Да и как можно ворчать на своих друзей, если ты пережил свою любовь… |