Онлайн книга «Чудские копи»
|
– Ну и как она выглядит? – мрачно усмехнулся Шутов, внутренне злорадствуя. – Кто? – Шаровая молния! – Вишневый такой шар... С футбольный мяч. Со склона Мустага слетел. Еще подумал, пустой пакет ветром несет... Нет, ну куда он мог уйти? Официанты говорят, отошел поговорить по мобильному. И слышали, как разговаривал, кого-то ругал... – Разве официантам разрешено подслушивать? Ресторан принадлежал Воронцу, который шутливых интонаций уже не воспринимал. – Нет, так ведь уши не заткнешь... У меня кредит в двенадцать миллионов и две дочери в Москве учатся, на платном. – Да, попали вы, господин управляющий! Наверное, опять какие-нибудь матрешки с клофелином у вас завелись. – Какие еще матрешки?.. – Которые зимой немца раздели. – Сплетни все. Этот немец напился и где-то куртку с ботинками потерял. – А также штаны, бумажник и кредитку. Видно, от выпивки Воронец начал ориентироваться в пространстве и доказывать ничего не стал. – Послушайте, Вениамин, – начал как-то вкрадчиво. – Вы последний, кто его видел. И телефон оказался у вас... Объясните, как все было? – А пошли бы вы!.. – ухмыльнулся Шутов. – На хутор. Бабочек ловить. – Сейчас сюда прибудет милиция, прокуратура, – пригрозил тот. – Исчез депутат городской думы... А вы последний! – С нами был еще Алан, известный вам бард! – Но и его нет... Вы есть, и в полном здравии. Если не считать вашей губы. И правая рука побита... Вы с кем-то дрались? Или скажете, с лестницы упали? Писатель чувствовал свое превосходство, ибо один знал, куда исчез депутат Балащук и по какой причине. – Слушай, ты, ворон с кредитом!.. Подумай лучше, чем станут зарабатывать дочки на учебу, когда тебя посадят в долговую яму. – Вы еще и циник, – не ломался управляющий. – Боже мой, каких отъявленных негодяев держал возле себя Глеб Николаевич! – Что это ты о нем, как о покойнике? Похоронил, что ли? Воронец от возмущения не нашел что ответить и ушел на открытую веранду ресторана, куда мало-помалу подтягивались все остальные обитатели Зеленой, привлеченные к поиску Балащука. Кто-то даже решил позавтракать, пользуясь случаем: недоеденного от вчерашнего пиршества оставалось много. Оставленный всеми Шутов вскинул бинокль и сразу же отметил: эта влюбленная парочка уже всходила к кресту на Кургане – оставалось метров двести достаточно пологого подъема... Он устроился на брошенных у костра одеялах, придвинул к себе походный столик и тоже принялся с удовольствием доедать из походных мисок, запивая водкой. Писатель никогда не комплексовал относительно питья в одиночку и компания ему не требовалась. И уже почти насытился, когда узрел, что от ресторана к нему идут Воронец и личный охранник Балащука в сопровождении сторожей и техников. Видно, помириться решил управляющий... Шутов раскупорил новую бутылку и, составив стаканчики, разлил водку. – Прошу, господа! Пир во время чумы... Вся эта братия приблизилась к костру и вдруг коварно, внезапно навалилась вся разом. Кто-то зажал шею локтем, схватили за руки и за ноги – распяли, сволочи! Шутов сопротивлялся только для порядка, помня, что в любом, даже публицистическом произведении интригу следует тянуть до самого финала. Воронец, должно быть, посовещался и вздумал взять его под стражу, чтоб не сбежал или не попытался уничтожить следы преступления. Он мог бы дать им бинокль, чтоб убедились в его полной непричастности к пропаже депутата, но делать этого не стал, а только смеялся и слегка отбрыкивался. Ему завернули руки за спину и, пожалуй, минуту ковырялись, прежде чем насадили на запястья маловатые браслеты. Закованный, уложенный лицом в землю и с пистолетом у головы, он продолжал хохотать, предвкушая, как вся эта неистовая толпа мужиков потом будет замаливать перед ним свою вину. А с Воронца так можно и денег срубить, он инициатор! – Вы дураки, господа! – стонал он. – Каких же идиотов держит вокруг себя Балащук!.. Личный охранник Шура, верно насмотревшись детективов, совсем по-киношному попытался учинить допрос, так сказать, по горячим следам. Тыкал стволом в череп и тоном энкавэдэшника вопрошал: – Не надо корчить идиота, Шутов! За что ты убил Глеба Николаевича? Из зависти? Личной неприязни? – Это месть! – задыхался тот от смеха. – Я им отомстил, обоим!.. Чтоб не поганили!.. Мужскую породу! Намеков они уже не понимали. – Где трупы? Ты что с ними сделал, скотина? Закопал? – Я их съел! Запек в углях и съел! В прикуску с черемшой!.. Господа, я маньяк, людоед! Верно, его посчитали за психа и отступили, оставив лежать на земле. Подошедшие официанты вдруг его пожалели – подстелили пенопласт и помогли перелечь. Шутов перевернулся на спину, хотя в такой позе ломило скованные руки, и стал смотреть в бездонное, ясное небо. И буквально через несколько минут над Зеленой появился вертолет с опознавательными знаками МЧС. Он приземлился рядом со стартовой площадкой, и из брюха, словно горох, сначала посыпались люди в униформе, затем сошли некие важные персоны – все в гражданском. Двигателей не глушили, и, разгрузившись, машина в тот час взмыла над горой и пошла по кругу. Прибывшие спасатели организованно рассыпались по вершине и уже профессионально начали исследовать всю территорию, а начальство сомкнулось в стаю возле Воронца, охранника и прочих обитателей Зеленой. Только писатель лежал, смотрел в небо, перетерпевая боль замкнутых наручниками запястий, и прислушивался к галчиному граянью толпы, но разобрать, о чем говорят, мешал низко круживший вертолет. Наконец совещание закончилось, стая распалась и к Шутову подошли трое. Он всегда считал, что писатель лишь тогда свободен, если находится в оппозиции к власти. Причем к любой, независимо, какого она толка, и принципиально с власть имущими не дружил, хотя всех знал в лицо и по фамилиям. И еще он считал, что именно по этой причине к пятидесяти годам стал достаточно известным – имя было у всех на слуху, но не завоевал должного признания. Состояние диссидентства ему нравилось, поскольку он чуял под ногами благодатную критическую почву, когда невзирая на чины и звания можно открыто высказать свою точку зрения, даже если она заведомо не верна. Шутов был с шахтерами, когда те перекрывали Транссиб и стучали касками, требуя вернуть Ельцина во власть; он был с ними же, когда обманутые, прозревшие и голодные, они опять стучали касками и требовали убрать Ельцина. Поиски депутата Балащука возглавили вторые лица городской прокуратуры и милиции. А поскольку вторые всегда стремились стать первыми, то обычно проявляли рвение, сопряженное со сдержанностью и разумной достаточностью. Именно они, еще что-то хотевшие от этой жизни, обеспечивали приемлемое функционирование любой государственной системы. Поэтому зам прокурора приказал немедля снять наручники, а зам начальника УВД взялся распекать личного охранника Балащука и грозить статьей за самоуправство. От этого их усердия у Шутова враз пропало желание валять дурака, потому как далее уже начиналась рутина... |