Книга Франция. По следу Сезанна, страница 34 – Питер Мейл

— Гм-м-м.

Виллерс мысленно умножил на два сумму, которую собирался запросить сначала. Тут нужен Францен, и только он. Но сначала надо будет кое с кем переговорить.

— Я постараюсь помочь вам, мистер Пайн. Можете дать мне сутки?

В такси по дороге домой Виллерс размышлял о том, какай частью гонорара ему придется поделиться. А может, рискнуть, связаться с Франценом напрямую и забрать себе все? Нет, не стоит, с сожалением решил он. В конце концов все выйдет наружу, и тогда еще один человек никогда больше не предложит ему работу. Жадный, мстительный карлик. Что ему несколько тысяч долларов? Такси остановилось, и Виллерс с отвращением взглянул на кошмарную бетонную коробку, в которой теперь жил. Таксист, недополучивший чаевые, выкрикивал ему в спину оскорбления, и Виллерс, ссутулившись, поспешил скрыться в подъезде.

Выпив на удачу еще глоток водки, он набрал номер.

— Квартира Хольца.

— Он у себя? Это Виллерс.

— Мистер Хольц обедает, сэр.

— Это очень важно.

Господи, до чего же тошно общаться с дворецкими, если они не твои.

Прошла минута. В трубке послышался щелчок:

— Да?

Виллерс постарался, чтобы голос звучал сердечно:

— Извини, что беспокою тебя, Руди, но, по-моему, наклевывается что-то интересное. Есть работа для Францена, а я ведь знаю, что ты любишь сам иметь с ним дело.

— Кто заказчик?

— Сайрес Пайн, а он представляет интересы какого-то европейца. Имени называть не хочет. Ему нужны Писсарро и Сезанн.

Хольц раздумывал, глядя в приоткрытую дверь кабинета. Из столовой до него доносился смех Камиллы. Он слышал о Пайне и не раз видел его на выставках. У него хорошая репутация, и в будущем он может быть полезен. Сам Хольц останется в тени, а все возможные неприятности свалятся на Виллерса.

— Ну хорошо, — наконец сказал он в трубку. — Завтра я позвоню Францену. Дождешься моего звонка, а потом можешь дать его номер Пайну. Хотя, — Хольц издал звук, который по незнанию можно было принять за смех, — «дать», наверное, неправильное слово.

Виллерс поморщился. От этой маленькой гадины ничего не скроешь.

— Ну, вероятно, я возьму с него небольшую плату за информацию, — признался он.

— Даже не сомневаюсь. Ладно, со мной можешь не делиться. Купишь ящик «Крюга» за мою услугу — и мы в расчете.

Возвращаясь в столовую, Хольц чувствовал себя очень щедрым. А пятьдесят процентов, которые он получит с гонорара Францена, и так выльются в шестизначную цифру.

— Извините, — улыбнулся он своим гостям, садясь за стол. — Моя матушка во Флориде обедает рано и считает, что все должны поступать так же.

Он положил в рот кусочек молодой баранины и прикинул, не увеличить ли свою долю до шестидесяти процентов. С учетом дикой стоимости международных звонков это будет только справедливо.

А Виллерс тем временем изучил содержимое своего холодильника — наполовину пустая бутылка водки плюс почерневший кусок ливерной колбасы — и решил в предвкушении будущего гонорара сходить куда-нибудь пообедать. У него еще немало останется после того, как он купит этому ублюдку его шампанское. Уж винтажное-то он точно выбирать не станет.

Телефонный звонок, раздавшийся над самым ухом, бесцеремонно выдернул его из сна, и даже натянутая на голову подушка не заглушила навязчивые трели. Андре почувствовал, как рядом кто-то зашевелился, потом ощутил тепло чужой кожи и наконец тяжесть на своей груди, когда Люси потянулась за трубкой.

Он смутно слышал ее сонное «але», а потом подушку с уха сняли, и Люси легонько прикусила его мочку.

— Это Камилла.

Она сунула ему трубку и пристроила голову у него на плече. Андре с трудом подавил зевок.

— Ну наконец-то! Я так рада, что тебя застала!

Чересчур громкий и бодрый голос Камиллы заставил его поморщиться и отодвинуть трубку подальше от уха.

— Как дела, Камилла?

— Лучше не бывает, дорогуша, вот только очень соскучилась по тебе. Нам надо о многом поговорить. Знаешь, у меня сегодня образовалось окно, и я подумала — почему бы не пригласить моего любимого фотографа на ланч? Только мы вдвоем.

Андре услышал, как Люси прошептала ему в шею: «„Моего любимого фотографа“! Боже милостивый».

— Андре, ты меня слушаешь?

— Да. Конечно. Отлично.

— Ну и хорошо. В час в «Ройялтоне»?

— Да, в час в «Ройялтоне».

— Андре, а кто сейчас снял трубку? — не удержалась Камилла.

— А, это. Приходящая уборщица. — Люси подняла голову, усмехнулась и довольно больно куснула его за шею. Андре невольно охнул. — По четвергам она всегда приходит рано.

— Сегодня среда, дорогуша. Увидимся в час.

Следующие полчаса Андре провел, энергично желая Люси доброго утра. Наконец она оттолкнула его руки и выскользнула из постели.

— Все, мне надо идти. Все остальное оставь на потом, хорошо? — Она вернула подушку ему на ухо.

Под приглушенный шум душа Андре опять задремал, ощущая непривычное блаженство, чувствуя ее запах на простынях и подушках, удивляясь, зачем надо было ждать так долго. Окончательно он проснулся, только когда почувствовал запах кофе, а рука Люси коснулась его плеча.

— Андре, пора бы уже навести порядок в твоей квартире.

Он сел на кровати и забрал у нее чашку с горячим напитком.

— Да, Лулу.

— У тебя холодильник похож на научную лабораторию. Там целые колонии плесени, и они быстро размножаются.

— Да Лулу.

Она наклонилась, чтобы поцеловать, его.

— И постарайся ни во что не влипнуть, слышишь?

Он начал скучать, едва за ней закрылась дверь.

Четырьмя часами позже, все еще ощущая легкое и радостное головокружение, Андре шел следом за официантом к заказанному Камиллой столику. Лица остальных клиентов, словно линзы фотокамер, поворачивались в его сторону в надежде увидеть знаменитость и тут же отворачивались, даже не пытаясь скрыть ни интереса, ни последующего разочарования.

Та же история повторялась во всех модных ресторанах, где собирались на бизнес-ланчи пенки нью-йоркского общества. Своим успехом эти заведения были обязаны не столько кухне, которую мало кто замечал, сколько звездности клиентуры. А как известно, звезды — модели, актеры, писатели и сливки медиа-сообщества — это публика очень чувствительная ко всем тонкостям ритуала и к собственному рейтингу, показателем которого служит отведенное им место. Изгнание за дальний столик в каком-нибудь глухом углу означает для них забвение, и для тех, кто сидит там, минеральная вода превращается в уксус, а карпаччо из тунца — в пепел. «Скажи, что ты ешь, и я скажу, кто ты», — говаривал когда-то великий Брилья-Саварен, но в наши дни это высказывание явно устарело. «Скажи, где ты сидишь, и я скажу, кто ты», — звучит гораздо современнее, и не исключено, что скоро в меню будут предлагать не блюдо дня, а personna gedujour [31] , почтившего ресторан своим присутствием.