Книга Подземное царство, страница 7 – Елена Леонова

– Проходите, здесь нам будет удобно, – сказал Даршан, заходя в кабинет.

– Как здесь красиво! – заметил Брель.

– Да, этот кабинет нам тоже нравится, но господин Посол здесь редко бывает, – Даршан сел за стол и тяжело вздохнул.

– Итак? – спросил Дятловский, расположившись напротив первого секретаря. Будучи в прошлом журналистом, Дятловский почувствовал давно забытую тягу к профессиональному расследованию, выуживанию фактов и запаху горячей истории.

Даршан посмотрел на Хариша.

– Все началось несколько недель назад, – ответил Хариш вместо первого секретаря. – Тогда мы получили первое послание.

– Были и другие? – удивился Филипп, стоявший у окна. Он не мог заставить себя сесть от нарастающего волнения.

– Да. Они тоже были написаны на урду, что нас немного удивило.

– На урду говорит всего пять процентов населения Индии, – сказал Брель.

– Верно, – кивнул Даршан, – это-то нас и удивило.

– Что там было написано? – спросил Дятловский, сидевший справа от Хариша.

– В первой записке ничего особенного. Ее доставили с общей почтой, которую разбирала секретарша. Она-то и показала нам ту записку. Там было написано «Он вернулся, и мы вернулись».

– И все?

– Да.

– А кому она была адресована? – спросил Филипп.

– На конверте ничего не было написано. Мы решили, что это чья-то шутка, и не обратили на нее внимания, но вскоре появилась еще одна записка. Там было написано «Он вернулся, и мы вернулись. Одумайся».

– Похоже, что записки были адресованы кому-то лично, – сказал Дятловский.

– Да, мы тоже так подумали, – Даршан посмотрел на Филиппа. – На прошлой неделе один из наших сотрудников трагически погиб.

– Почему вы думаете, что это связано с записками? – спросил Дятловский.

– Вторую записку нашли в его машине.

– Как странно, – заметил Дятловский, – значит, обе записки были адресованы ему.

– Да, – Брель поежился, – прямо детективная история!

– Вы обратились в полицию? – спросил Филипп.

– Нет, господин Посол решил, что мы разберемся во всем сами.

– Каким образом? – спросил Филипп. Он начал ходить по комнате, изучая книги.

– В штате нашего Посольства есть люди, уполномоченные на расследование таких происшествий, – сказал Даршан.

– Секретные службы? – улыбнулся Филипп.

– Вроде того, – кивнул Даршан.

– И что удалось узнать? – спросил Дятловский.

– Немногое, – сказал Хариш. – Мы выяснили, что в тот день, когда пришла первая записка, почту должен был принимать тот сотрудник, который погиб.

– Я же говорил – обе записки были адресованы ему, погибшему сотруднику, – сказал Дятловский.

– Да.

– А что с ним случилось? – заместитель главного редактора раскраснелся от волнения.

– Его отравили, – ответил Хариш. – Вскрытие показало, что это был какой-то растительный яд.

Филипп подошел к столу и вновь взял записку.

– Очевидно, вашего сотрудника о чем-то предупреждали, – сказал Дятловский. – Первый раз он либо не принял во внимание угрозу, либо не получил записку, а второй раз оказался фатальным. Он не послушал, и его убили.

– Возможно, – кивнул Хариш, – поэтому вы понимаете, что когда мы увидели эту записку и еле живого Вазу, то сразу поняли, что это звенья одной цепи! – возбужденно сказал Хариш.

– Получается, Вазу предупреждали, и он тоже не послушал, – резюмировал Дятловский.

– Но ведь это означает, что подобное может повториться! – осторожно сказал Брель.

– В том-то и дело! – воскликнул Даршан, потеряв терпение. На его лице выступили красные пятна, ставшие заметными даже на смуглой коже. – И мы не знаем, как все это предотвратить! Мы не понимаем, как эти наши сотрудники между собой связаны, что у них общего и о чем их могли предупреждать?!

– Возможно, вам все же придется обратиться в городские органы правопорядка, – сказал Дятловский, с опаской глядя на друга.

– Исключено. Мы не можем допустить, чтобы обо всем этом стало известно, – категорично произнес Даршан. – Господин Посол четко дал понять, что мы должны во всем разобраться сами. Мы не можем допустить, чтобы об этих случаях стало известно. Все должно остаться в тайне.

– Вы просите нас о том, чтобы мы молчали? – спросил Брель.

– Да.

– Простите, – сказал Филипп, – что означает этот символ?

Он указал на небольшой рисунок на записке в конце текста, походивший на фиолетовый цветок.

Стр:

Даршан и Хариш переглянулись.

– Так что это? – Филипп переводил взгляд с одного на другого.

– Покажи мне, – Брель взял записку из рук журналиста.

– Просто, кажется, мне немного знаком этот рисунок, но я могу ошибаться.

– Это похоже на изображение одной из чакр индуизма, – неохотно сказал Хариш.

– Я об этом и подумал! – сказал Филипп, кивнув. – Так изображается самая главная седьмая чакра, центр силы и сознания человека! Как же она называется? – Филипп щелкнул пальцами.

– Сахасрара, – сказал успокоившийся Даршан.

– Точно! – радостно воскликнул Филипп. – Я совсем недавно об этом читал. А на предыдущих записках был такой знак?

– Не помню, – пожал плечами Даршан, – возможно.

– Был, – утвердительно кивнул Хариш.

– И чем она, эта чакра, примечательна? – спросил Дятловский.

– Как принято считать, чакр всего семь, и они расположены по всему телу человека, отвечая за разные его функции – агрессивность, ум, желание, интуицию, радость, и тому подобное, – Филипп присел за стол. – Последняя, седьмая чакра, наиболее важная. Она соответствует макушке головы и способствует подсоединению души и тела к космосу, полное освобождение от всего земного, достижение эйфории и… нирване, так сказали бы буддисты, – для большей понятности добавил Филипп.

– Совершенно верно, – кивнул Даршан.

– Все семь чакр изображаются в виде цветков лотоса, а седьмая чакра – как лотос с тысячей лепестков, – продолжил журналист.

– Я смотрю, ты не зря сидишь над проектом несколько месяцев, – довольно заметил Дятловский, – прям стал знатоком индуизма!

– Сахасрара в переводе с санскрита означает тысяча, – добавил Брель.

– Но что в этой чакре особенного? Почему именно этот рисунок изобразили на послании? – спросил Дятловский.

Филипп пожал плечами.

– Мы долго думали над тем, что произошло с нашим коллегой, – сказал Даршан. – Все эти записки и его смерть натолкнули нас на мысль, что он был членом какой-то секты.