Книга Квартет, страница 17 – Василина Орлова

— А до этого ее вообще никогда не было? — доверчиво спросила одна слушательница.

Я безнадежно махнула рукой. Несанкционированный митинг распался, они опять заходили вокруг да около.

В единственном, ненастроенном и в принципе ненастраиваемом телевизоре мелькали смутные картинки. Одного этого ящика довольно, чтобы свести с ума самого здравомыслящего человека. Я хотела бы читать, но в той библиотеке, что была здесь к моим услугам, выбор невелик. Несколько книжек с недостающими листами. Тут и парочка каких-то суперобложечных детективов — видно, чтобы вернуть ощущение реальности. И Молитвослов, чтобы это самое ощущение реальности не возвращалось. И психиатрическая литература для окончательного «отъезжания».

От нечего делать я смотрела в сумрачный, туманный телевизор и ловила себя на мысли, что те люди, за оградой, живут наоборот. Вот здесь вокруг меня нормальные: их обидят — они плачут, их порадуют — улыбаются.

И тут меня навестил Лукоморьев.

— Ну и как вам болеется? — поинтересовался он.

— Не больна, — пояснила я.

— Но по-прежнему упорны в своих принципах. Принципы и есть болезнь. Любые. Думаете, люди делятся на партии по убеждениям? Увы, дорогая — по диагнозам. Они не верят, не видят, что больны. Они почитают себя единственно здоровыми. А вы… Поймите, вы в фаворе у старушки Фортуны.

— Фортуна — плебейское божество, — огрызнулась я.

— Любой на вашем месте, — пропустил мимо ушей он, — ни минуты не стал бы колебаться в выборе между так называемой обыкновенной жизнью и так называемым адом. Только в аду люди способны постичь истинное блаженство. Я, простите, не мог сдержать своего любопытства и предложил вашим друзьям одну задачку.

— Друзьям?

— Ну тем, с вашей работы. Самая невинная задачка, уверяю вас. Известный тест — три желания.

— С каких это пор вы взяли на себя роль золотой рыбки?

— Как только вы прекратите разыгрывать из себя мученицу, — внезапно посерьезнел Баркаял, — я сразу откажусь от всех ролей.

— Ну и вы выполнили их желания?

— Я что, похож на идиота? Планету разнесло бы на куски. Они все хотели мирового господства.

— Не может быть, — я покачала головой. — Вы что-то путаете, рыцарь. Эти люди вовсе не амбициозны.

— Ха, сеньора, — ответствовал он. — Я же имел дело не с теми, кого в них видите вы, и не с теми, кого они сами в себе видят. С теми, кто они есть на самом деле.

— Но послушайте, — в раздражении проговорила я, — почему бы вам не иметь дело и с той, кем являюсь в действительности я? Как знать, может, она тоже хочет мирового господства. С ней-то вы бы договорились.

Он изменился в лице. Я снова увидела ангельскую печаль сквозь бесовские, плутовские черты.

— Для того, чтобы иметь дело с истинной вами, я слишком люблю вас, — просто ответил он.

И я вспомнила…

Он сошел с небес после дождя. В радужном одеянии, по ступеням из облаков. Светило солнце в траве. Я ожидала счастья, но не верила ему и потому играла словами. Он ушел. Вереница черных теней тащилась за ним. Он убил моих детей. Они лежали передо мной бездыханные, светловолосый Той и маленькая Лила. В круговерти перерождений мне не суждено было больше встретиться с ними.

Я вспомнила все.

Рождения и смерти, свет и тьму, жар и хлад, ненависть и любовь. Этот вечный поединок двух основ Вселенной.

Последняя ступень каменной лестницы времени.

Перед нами, покуда хватало глаз, расстилалась серая голая равнина — плоскость, пустынная, как воплощенное ничто. Даже трава росла неохотно, была жухлой. Мрачное небо отражало равнину — ни солнца, ни звезд. И ничто не указывало на то, что где-то здесь идет жизнь.

Гном — хранитель музея, с той же рогатой железякой на груди, был несказанно рад встрече.

— Ну а теперь, когда вы проскочили парочку кружков Обыденной Жизни, вас ждет нечто посерьезнее. — Он потер коричневые ладошки. — Люди обленились и не хотят заставлять воображение работать. Уж и не помню, когда я в последний раз видел настоящую геенну огненную, все эти щипцы, жаровни и прочие милые сердцу приспособления!

— На Земле они и по сей день в изобилии, — встрял кот Василий. — Нашел чем удивить.

— Что Земля! — Отмахнулся гном. — Серый, нудный садизм. Ядерные взрывы. Бактериологические войны. Количество, а не качество. Настоящее мастерство начинается там, где художник сам себя ограничивает. В традиционных формах, не перешагивая законы жанра. Ничто и никогда, вы слышите, барышня, не заменит простых стараний, пряного запаха живой крови. Надо идти вглубь, а не в ширину.

Я смотрела на него с интересом.

— Как, по-вашему, щипцы — это самое страшное на века? — кровожадно ухмыльнулась Ингигерда.

— Ну, не самое, — помедлил гном. — Но все же и они колоритны. Видите ли, атмосферу ужаса создает не только и не столько боль, сколько приближение к ней. И атрибуты, которые в сознании связаны с болью.

Баркаял дунул на него, и гном застыл.

— Неужели мне придется пройти через это? — почувствовав себя по-настоящему беспомощной, обратилась я к моим спутникам.

— Скорей всего, вам самой ничто не угрожает, — засомневался Баркаял. — А вот те, кто вызовется сопровождать вас… На них-то все ваши страхи и скажутся. Держите себя в руках. Если ваше воображение разыграется…

— Что вам-то может угрожать? Ведь вы бестелесны?

— Синьорина, все то, что этот дуралей тут наплел, — детский лепет по сравнению с тем, как может мучиться душа, — печально сказал кот. — Ваши первые круги были просты. Вы отвечали лишь за себя. Перед другими совесть ваша была чиста, как простыня, выстиранная тетей Асей.

— Хватит грузить девчонку, — ожил гном. — Так мы идем?

— Вам незачем идти со мной, друзья, — сказала я. — Будет лучше, если я одна.

— Даже вы не вольны выбирать дороги другим, королевна, — склонился Баркаял. — Я иду с вами.

— Мы все идем, — подтвердил клон.

— Для начала — Стикс, — объявил гном тоном уличного зазывалы.

Широкая серая река мгновенно плеснула волной на нашу ступеньку, и я невольно подалась назад.

Мое земное платье обернулось тяжелым черным плащом, лицо почти скрыл капюшон. Я оглянулась на сопровождающих. Баркаял больше не был похож на кривляку Лукоморьева — он смотрел вперед суровым взором и был закован в серебряные латы, а с плеч его струился красный плащ. На плече Ингигерды нахохлилась ворона. Боже, подумала я, типичное американское фэнтези. Хроника Эмбера, да и только.

Небо заклубилось грозными облаками, а по воде шла рябь. Семьдесят семь ветров пронизали открытое пространство, я задрожала от холода. Вода все прибывала, и пришлось отойти на ступеньку выше. Потоп, мелькнуло у меня.