Онлайн книга «Пустыня»
|
Повела головой, медленно, как глубоководная рыба, даже жабры шевельнулись за ушами: какая-то часть, сверхчеловечья, вспомнила, видно, как была кистеперой рыбой, большой кистеперой рыбой, которая, как сказал бы поэт, вела малых рыб к водопою (ведь они перемещались по суше в поисках жизни на твердых своих плавниках костистых). За балконом и дальше бушевал город, а сейчас — бушуют город и море… Воспоминание о море, которое виделось в городе, где моря нет — пришедшее в городе, где есть море. Дежавю в кубе. — Ещё не всё, — сказал незнакомый голос в трубке, и показалось опять, что трубка похожа на рапан, на два рапана, соединенные перемычкой — в один говоришь, в другой слушаешь. — Там, на песке, представь себе следы… Семизначные следы засуетились, и отметки метёлок тех кистеперых, тут была и птичья хвоя, растопыренная в четыре стороны, и звериные копытца, и вдруг сгладилось — может быть, набежала волна, может быть, так. И тут я увидела тоже, о чем толковал отсутствующий: правый след был маленький, круглый, детский, а левый — взрослый, развившийся, с уже начавшим костенеть большим пальцем, след от огрубелой подошвы и вдавленной пятки. Они располагались рядом, следы — становилось понятно, здесь стоял человек, он слушал и глядел море, и детской ноге песок прибрежный горячее казался, и жестче, и мягче, чем взрослой. Человека не видела, оставались следы. Мне прозвучал о них телефонный голос, и море схлынуло, оставив по себе легкое воспоминание и запах водоросли, запутавшейся в медузе, которая сохнет неподалеку от слепка детской ножки. Но лицо, которое вспоминается время от времени… Лицо бойца из гарнизона под Моздоком. Меня туда занесло, когда работала в еженедельной общественно-политической газете. Лоб с ярко выраженными надбровными дугами. Скулы. Подбородок. Глаза — карие, с прищуром. Пятнистая униформа, в кармане рация, за плечами автомат. И я, журналисточка, прибывшая со «Стрелками», смотрела на него во все глаза. Саша — его Александром звали — лыбился: — Романтики захотелось? Что ж, прибыла по адресу. Выстрелы здесь слыхать… — Ну, как здесь вообще? — я независимо оглядываю солнечный пустырь. — Как? Нормально. Как вот тебя родители отпустили? — Саша пожимает плечами. — Конечно, у нас тут… Молодые гуляют. До десяти. Здесь, так сказать, необъявленный комендантский час. Детишки… Да, вокруг спокойно. Территория укреплённого пункта обнесена окопами, на крышах корпусов дежурят бойцы. На колючей проволоке рядом с консервными банками носки и тельники: сушатся. Золотая осень, листопад. — В Москве-то как? Снег, поди, выпал?.. Спрашивая, он радушно знакомил девчонку с местными достопримечательностями. — Тут у нас радоновый источник… Раньше сады возделывались. Виноград, алыча. Теперь яблоки-груши. Но всё дикоростом… Гляди, «сушки» полетели… В выцветшем степном небе, стремительно удаляясь, гудят два самолёта. — Грозный бомбить. Минут через сорок назад двинут… Я, наверное, округлила глаза. На лбу у меня наверняка читалось: «Пугает, что ли? В заблуждение вводит? Или вправду?» Экскурсантка. — Девушка, можно с вами сфотографироваться? — отлавливают бойцы отлежавшую за ночь бока на солдатской кровати «стрелку». — А когда вы нам концерт дадите? — Раньше здесь был оздоровительный ПТУшный лагерь, — продолжает экскурсию по базе Саша. Мы дефилировали по пыльному грунту между зданием столовой и остовами старой битой техники. — Когда приехали, здесь было так же — одно разорение… Окна — и то сами полиэтиленом затягивали. — Из каких соображений сюда можно отправиться? Жить надоело? — я пытаюсь быть взрослой. Он немного кокетничает. — Не из-за денег же, — говорит. — Хотя командировочные-то нам заплатили за два месяца. Однообразие надоело, вот что. Суета московская… К тому же, говорят, указ вышел — день за три зачислять. Только вот ехал я сюда не за тем, чтоб в пыли околачиваться. Думал, на передовую пошлют… Наверняка у него была какая-нибудь история с девушкой. С Лариской какой-нибудь. Как у того курчанина. Или действительно воевать ехал? — И что, вам платят? Или военная тайна? Ох уж московские корреспонденточки, третьекурсницы журфаков и прочих гуманитарных факультетов. Самой тягостно вспоминать. — Нет, не тайна. — степенен Саша. — Деньги выплачивают. Всё в норме. Хотя новгородцам, кировским — им по штуке дали и все. Сказали, остальное потом. — Но народ-то вроде не унывает. — Эх, да кто ж тебе правду расскажет… — решил пошутить. — То есть? — Да нет, расслабься, всё нормально. Только активного дела хочется. Без него и закиснуть можно. Вот ижевские пошли в Затеречный район. Работают ребята. А нам каждый день обещают. Канифолимся. — Слыхал, сегодня одного нашего взяли. Выпил, что-то с местным не поделил. — А, слышал. Под трибунал теперь… — В Моздок я больше не ездок. — Да, Пушкин сказал. Говорят, ехал через эти места. У него тут карета утонула… — Как время свободное проводите? — не унимаюсь. — Спим. Или окоп копаем… — подмигивают. И я потупляю взгляд. Стыдно. За дежурные расспросы, словно на променад приехала. За то, что «романтики захотела». Столичная девочка в тылу войны. Туристка. Ну так что ж. От бойца к бойцу шныряет лопоухая собачонка. — Хаттаб, ко мне! Дворняга кинулась к бойцу, виляя хвостом. Я продолжаю расспросы, понимая, что ничего другого, в общем-то, не остается. — Как местные к вам относятся? — Законопослушные — хорошо. В городе сейчас спокойней стало. Знаешь неофициальную версию, почему по городу круглые сутки патрули? Только ты диктофон достань, выключи. Он и так выключен, в кармане лежит. Но бойцы всё время подозревают, что я здесь с какой-то шпионской миссией. Им спокойней, когда машинка лежит на виду, на ладони. И чтоб лампочка красная не светилась. — Ну? — Хоть чем-то занять банду из трехсот головорезов из Курска, Воркуты, Москвы. Шутка. А вообще сейчас можно хоть заполночь из конца в конец с патрулями добраться без приключений. А в конце улицы Кирова нам девчонки, чешки, по ночам кофе выносят… — Чешки? — Ну, чеченки, в смысле. А ночи тут знаешь, какие? Впору стихи писать… Под небом Моздока, Широким и звездным, Где время жестоко Под боком у Грозного… Сашка, молодой поэт с автоматом, вперил взгляд в небосвод и задумался. Я с интересом ожидала продолжения. Продолжения не состоялось. — Потом допишу… |