Онлайн книга «Игрушечный дом»
|
— Послушай-ка, — сказала Роза. — Что ты знаешь об этих местах? Ничего! Вообще ничего! Неужели у тебя нет ни малейшего желания почитать о них, узнать побольше? Почему ты никогда не читаешь описания путешествий? Всё время тратишь лишь на книги о всяких убийствах. В голосе её звучала злоба, и она сама слышала это. — Право, не знаю, — ответила мама. — Там такие красивые названия… Возможно, мне нравится лишь думать о том, как выглядят эти места… И ещё книги об убийствах… Знаешь, они так успокаивают. И мне интересно, когда я пытаюсь вычислить убийцу, прежде, чем сам автор раскроет свои карты. — Хихикнув, она добавила: — Правда, иногда я заглядываю в конец книги. Невероятно, сколько хлопот они причиняют себе, чтобы одурачить читателя. Большей частью очень интересно. Но я знаю, куда я хочу. В Гафсу можно было бы поехать. И словно вздымающее свои волны море, нахлынула на неё любовь к маме, совершенно беспомощной. Она сказала. — Мы поедем! Поедем куда-нибудь! Поедем сейчас! Но ты теперь абсолютно уверена, что хочешь именно в Гафсу? Мама сняла очки и улыбнулась. — Роза, — сказала она, — ты не должна так печалиться. Иди сюда! Тебя бросили в одну-одинёшеньку в лесу? Они разыграли свою обычную игру. Она как можно ближе прижалась лицом к маминой шее. — Да, меня бросили в лесу. — А кто-то найдёт тебя? — Да, кто-то найдёт меня. И всё время мамины руки ласкали её затылок. Внезапно прикосновения этих рук стали невыносимы, вспыхнув, она вырвалась, но не произнесла ни слова. Мама снова взяла географический атлас и слегка повернулась к стене. В два часа дня они поели: на обед была воскресная курица с овощами. Она опустилась к телефонной будке и позвонила. — Можно прийти? — Ну, приходи! Только предупреждаю, я не в настроении. Ты знаешь, я ненавижу воскресенья! Каждый раз, когда Роза входила в эту голую серьёзную комнату, её била дрожь ожидания, беспокойства, казалось, она рискнула ступить на ничейную землю, где можно ожидать чего угодно. В комнате никого не было. — Привет! — поздоровалась Елена, стоя в дверях кухни, в пуках она держала два стакана. — По-моему, спиртное понадобится. Почему ты в плаще? Тебе холодно? — Здесь чуточку холодно. Я сниму его позднее. — Роза взяла стакан и села. — Ну, маленькая мышка подумала? — О чём ты? — О, ни о чём, — ответила Елена. — За великое путешествие! Роза выпила, не произнеся ни слова. — Когда ты так сидишь, — продолжала Елена, — на самом краю стула и в плаще, ты похожа на пассажирку или даже багаж на железнодорожной станции. Когда отходит поезд? Или вы летите? Она кинулась на кровать и закрыла глаза. — Воскресенья, — сказала она. — Ненавижу их. Есть у тебя сигареты? Роза бросила свою пачку сигарет, и это был жестокий бросок. Пачка угодила Елене прямо в лицо. — Во-от как, — протянула Елена, не шелохнувшись, — вот как, мышка может и рассердиться. Ну, а как насчёт зажигалки? Попытайся ещё разок!.. — Ты знаешь, — воскликнула Роза, — ты очень хорошо знаешь, что я не могу уехать и оставить её одну! Это исключено. Мы достаточно поговорили об этом. Нет никого, кто мог бы пожить у неё, пока меня не будет. Я не могу впустить туда чужого человека! — Хорошо, хорошо, — сказала Елена. O'kay. Все ясно. Она не может держать чужого человека. Она может быть только с тобой! Всё ясно. Роза поднялась. — Ну, я пойду, — сказала она, чего-то ожидая… Елена по-прежнему лежала, глядя в потолок, с незажжённой сигаретой во рту. Где-то в доме играли на пианино, звуки доносились совсем слабо, едва-едва. Там всегда играли по воскресеньям и всегда опереточные мелодии. Она подошла к кровати и щелкнула своей зажигалкой. — Теперь я пойду, — повторила она. Елена подняла голову и, опершись на локоть, зажгла сигарету. — Как хочешь, — ответила она. — Здесь не так уж весело. Роза спросила: — Налить тебе? — Да, спасибо! Она взяла стакан на кухне. Здесь не было никаких занавесок, никакой мебели, всё было только белым. Стоя посреди кухни, Роза почувствовала, что её тошнит, у неё появилось чувство нависающей катастрофы. Что-то противное надвигалось на неё, что-то неотвратимое. «Я не справлюсь с этим… Никому с этим не справиться. Но я ведь ничего не обещала, вообще ничего, ведь это была только игра, просто слова, Елене следовало бы понять, что это несерьезно… Я никуда не поеду! Ни с кем…» — Что с тобой? — спросила рядом с ней Елена. — Мне плохо. Меня, кажется, сейчас вырвет! — Вот раковина, — сказала Елена. — Наклонись… Попробуй! Сунь пальцы в горло. — её сильные руки сжимали лоб Розы, и она повторяла: — Делай так, как я говорю. Пусть тебя вырвет, может, тогда с тобой можно будет поговорить. Потом она сказала: — Сядь здесь. Ты боишься меня? — Я боюсь разочаровать тебя! — Единственное, чего ты в самом деле боишься, — это того, что ты виновата. Всю свою жизнь во всём виновата ты, и поэтому с тобой никогда не бывает весело. Я не хочу с тобой ехать до тех пор, пока ты думаешь, что должна быть где-то в другом месте. И твоя мама тоже этого не хочет. Роза ответила: — Она не знает, каково мне. — Конечно знает. Она не глупа. Она пытается отпустить тебя на волю, но ты приклеиваешься накрепко и купаешься в собственной совести. Чего ты хочешь? Роза не ответила. — Я знаю, сказала Елена. — Охотней всего ты поехала бы со мной вдвоём, и как бы ни беспросветно было бы это путешествие, ты осталась бы довольна, потому что в этом не было бы твоей вины. Не правда ли? Ты была бы спокойна. — Но ведь так не получается, — прошептала Роза. — Нет. Так не получится. Елена ходила взад-вперёд по кухне; в конце концов она остановилась за спиной у Розы и, положив руки ей на плечи, спросила: — Чего ты больше всего хочешь именно сейчас? Подумай! — Не знаю! — Не знаешь. Тогда я скажу тебе, чего ты хочешь. Ты хочешь поехать с мамой на Канарские острова. Там тепло и в меру экзотично. Там есть врачи. И завтра ты пойдёшь и забронируешь места в отеле. Роза возразила: — Но самолёт… — Он садится очень спокойно, она наверняка выдержит. А теперь иди домой! Скажи ей об этом! Елена увидела, как лицо сидящей перед ней разглаживается от неслыханного облегчения, оно стало почти красивым. Отпрянув, она сказала: |