
Онлайн книга «Американский голиаф»
– Это гипс. Для каменщиков. Дома строить. Почему не мрамор? – Седая волокнистая шевелюра Залле дергалась, как флюгер при переменном ветре. – Он же весь трясется. Этот человек себя не контролирует! – воскликнул Джордж. – Когда он возьмет в руки инструменты, он преобразится, мистер Хол. Эдуард, большое долото, я думаю, – сказал Буркхарт. – Маленькое зубило, – ответил Залле. Джордж смотрел, как Залле откалывает первый кусок. Тело окрепло. Левая рука застыла неподвижно. Правая замерла на древке зубила. Он ударил, как Донар. [16] . О-о-o! Тщетное обызвествление! Глупый сталагмит! Думал, тебя пощадят! Разбой! Расчленение! Надругателъство! Бингемтон, Нью-Йорк, 28 октября 1868 года
Анжелика стирала пыль с антикварной горки, в которой лежали памятные сувениры нескольких поколений Халлов. Там хранились серебряные кольца для чесания десен детские чашечки, фарфоровые фигурки, грустные куклы, трубка в форме рыбы, оловянные кружки, кремниевый пистолет, Библия, прибывшая в 1713 году из Англии вместе с переселенцем Халлом. Последним по времени сокровищем стали деревянные вилка и ложка, которыми кормили первой твердой пищей маленького Джорджа Халла. Пока ее невестка драила и полировала мебель, Лоретта наигрывала вальс «Голубой Дунай». На столе в гостиной лежал адресованный Анжелике нераспечатанный пакет. Час назад его со всеми почестями доставил почтальон, обалдевший от столь фешенебельного обратного адреса. – Манхэттен, магазин одежды «Стюарт», динь-дон, – провозгласил письмоноша, пока Анжелика расписывалась на бандероли. Она понятия не имела, что в пакете и от кого он. Джордж был где-то на Среднем Западе и присылал оттуда лишь деловые распоряжения. Сама Анжелика ни разу не показывалась в Нью-Йорке и никого там не знала. Загадочная посылка будоражила, радостные предчувствия накатывали волнами, и Анжелика не торопилась опровергать эти пьянящие подозрения. – Странная ты, – сказала Лоретта. – Я бы разорвала бумагу в первую же минуту. – Откуда эта копоть? – ответила Анжелика. – Бенова чашечка совсем тусклая, даже почернела. – Оставь Бенову чашечку троллям. – Лоретта со стуком опустила крышку над матовыми клавишами. – Я больше не могу. – Такоткрой ее, дорогая, – предложила Анжелика. – Мне открыть твой пакет? Ладно. Разорвав коричневую оберточную бумагу, Лоретта обнаружила под ней фасонистую коробку. Украшенная пасторальной картинкой с золотыми крапинами, упаковка сама сошла бы за подарок. Лоретта развязала голубой бант и подняла крышку. – Боже! – ахнула она: в коробке лежало платье богини. – Это же счастье для любой невесты. Но кто его прислал? Анжелика отложила тряпку, подошла поближе, пощупала атлас. – Откуда мне знать? Там карточки нет? Подожди, я сама посмотрю. Она принялась перебирать складки. Вскоре нашла чистый конверт с запиской: «Прекрасной Анжелике Халл, столь великодушной к жалкому писаке. – Б. Р. Горн». Анжелика никогда не была великодушна к писакам и не знала никаких Б. Р. Горнов. – Чепуха какая-то, – сказала она. – Нужно вернуть в магазин. Пока до Лоретты доходило, кто прислал подарок, глаза ее не отрывались от ковра, где одно пятнышко чуть-чуть отличалось по цвету. Ее бросило в жар, она качнулась. Анжелика приложила платье к телу. – Ближе к твоему размеру, чем к моему, – сказала она. – Не думаю, – ответила Лоретта. – Посмотри сама. Я же в нем утону. – Какая разница. Прислано тебе, дорогая, а не мне. Чуть ушить, и будет впору. – Зачем, если все равно отсылать обратно. – Отсылать подарок? Во-первых, глупо, во-вторых, обидишь человека. И потом, как они высчитают, кто его купил? – Может, там знают этого Горна. – В «Стюарте» таких каждый день десятки мелькают, – возразила Лоретта. – Нью-Йорк – это тебе не Бингемтон. На твоем месте я бы держала при себе и платье, и загадку. Пусть будет как есть. – Что откладывала пенни и купила наряд, чтобы сделать ему сюрприз на день рождения. – Такое красивое! – Анжелика приложила ткань к лицу. – Как-то странно все выходит. – А записку, пожалуй что, лучше выбросить, – сказала Лоретта. – Вроде бы ничего особенного, но придется выдумывать объяснение. Мне, кстати, нравится коробка, она тебе нужна? – Коробка твоя, – сказала Анжелика. – А если ты наденешь это платье, у тебя сразу поднимется настроение. – Вот уж точно награда за великодушие, если кто и великодушен, так это ты. Но Бен одевает меня так, что шкаф почти полон. Лоретта заиграла вновь: Та-де-да-та-там-тпа-там-та-тим, тпа-де-да-та-тпим-та-тпа-тгш… – Ты замечательно играешь, – проговорила Анжелика. – Я прямо чувствую, как голубые волны плещутся о берег. Лоретте же представлялось, что ее невестка плывет по Дунаю животом вверх, облаченная в платье Б. Р. Горна и раздутая, словно иглобрюхая рыба. Чикаго, Иллинойс, 3 ноября 1868 года
К ноябрю Джордж Халл более или менее успешно закончил все, что было нужно «Саймону Халлу и сыновьям». Хотя несколько новых скупщиков и заинтересовались новой продукцией фирмы, в целом старания Джорджа с «Дядей Томом» породили результат совсем невыразительный. Не то чтобы неграм не нравилось курить, розничная цена в десять центов – вот что их останавливало. Джордж отправил Саймону и Бену не одно письмо, уговаривая любым способом уменьшить стоимость «Дяди Тома». «Если надо, пихайте туда сено и лошадиное дерьмо, – убеждал он их, – но опустите цену до пятака или еще ниже». Не стал он писать им о том, что чикагские черные изобрели нечто под названием «папиросы» – мелких табачных червей, обернутых в простую бумагу. Удовольствия от них никакого, выкуривались за пару минут, однако были дешевы и продавались в разноцветных пачках как раз под размер кармана. Джордж не сомневался, что эти ничтожные мутанты всего лишь преходящая мода. Сок от такой папиросы не долетит и до плевательницы. Привлекали они разве что новизной. Джордж застыл на месте, увидев папиросу во рту у белой женщины: его передернуло, хотя это была всего лишь проститутка из бара. Придется, конечно, растолковать отцу и брату, чем им грозит новая конкуренция. Потом. Несколько черномазых и проституток прямо сейчас не так уж опасны. Не стоило омрачать радость, явно ощущавшуюся в письме из дома. В хорошем настроении Саймон станет щедрее и закроет глаза на Джорджевы расходы. А у того сейчас на счету каждый цент. Любые новости, умеряющие семейную эйфорию, были непродуктивны. |