Книга Меркурий - до востребования, страница 49 – Катя Рубина

Закрыли они дверь в пещеру, и замуровали ее, и задраили.

И тут грянуло. Звук раздался – и не грохот и не гул, а что-то совсем невозможное, и это невозможное такой силы было, что у всех в пещере уши заложило, а глаза на лоб вылезли. И шепот пошел по пещере: «ШВАКОБАБА».

И начал народ в пещеру углубляться, глубже, глубже, часть осталась у пещерной реки, часть по норам закопалась.

Бекар днями и ночами работал, помогал, глаз не смыкал. Каждый день поднимался он к смотровому оконцу. Было у них в пещере такое потаенное маленькое оконце со стеклышком особенным, чтобы наружу можно было смотреть. Однажды поднялся он к этому заветному оконцу, только хотел заглянуть, чувствует, его кто-то за подол дергает. Смотрит – мальчонка маленький за ним, оказывается, увязался, да так тихо, видно, крался, что Бекар его и не заметил.

– Что ты тут делаешь, малыш? – спрашивает его Бекар.

– Дядя Бекар, мне тоже хочется посмотреть. Ты каждый день смотришь, и мне интересно.

Бекар поднял к оконцу мальчика, тот глянул и говорит:

– Снег идет, дядя Бекар, а сейчас ведь лето, разве такое бывает?

Бекар говорит:

– Бывает один раз в жизни.

А мальчик опять спрашивает:

– Значит, я больше летом снега никогда не увижу?

Бекар взял мальчика на руки и говорит:

– Мы уже видели, нам повезло.

Мальчик засмеялся и говорит:

– Наш раз уже был, да, дядя Бекар?

Магда отправилась к Красповицу. Настроение у нее было приподнятое. Почему-то ей казалось, что все получится. Внутри образовалась некая уверенность, которая ни на чем не основывалась, а просто существовала, и всё.

Она поднялась на второй этаж особняка. Дверь в Надину комнату была открыта.

Надька, увидев Магду, заулыбалась.

– Заходи, заходи, – ласково зашелестела она. – Опять к Симу по делу?

– Да, пришла выслушать вердикт, – тоже с улыбкой проговорила Магда.

– А ты вообще сейчас где работаешь? – Надька решила зайти издалека и тихо-тихо, сапой-сапой разведать обстановку.

– Сейчас нигде временно не работаю, последние годы риэлтерствовала.

– Да ты чё? – В глазах Надьки читалось удивление.

– Где я только не работала, Надь, – продолжала рассказ Магда. – Одно время у бандюков убиралкой была.

Надькины глаза все сильнее округлялись. Информация была очень интересной, надо было побольше всего выведать, она сделала сочувственно-понимающий вид, закивала и с придыханием попросила Магду: «Как можно конкретнее и, кстати, в прошлый раз про Кирюшу тоже было очень кратко, без деталей».

– Да чего там рассказывать, Надь. – Магда казалась спокойной, как удав. – Он диссертацию писал, аспирантура, ничего у него не ладилось, как черепаха елозил, елозил, мне тогда казалось, что все могу, бросила университет, деньги зарабатывала, ему писать помогала, материалы всякие собирала... пойду я, Надь, к Симу, потом как-нибудь расскажу.

– Сим сегодня целый день будет, никуда он не денется, твой Сим, – скороговоркой затараторила Надька. – Сейчас пойдешь, ну в двух словах дальше-то что?

– Да, собственно говоря, ничего необычного, – продолжала Магда. По ее тону было видно, что ей хочется быстрей закончить этот разговор и отвалить по интересующему делу.

«Ну, уж нет, – думала Надька, – так просто ты не отделаешься, так просто я тебя не отпущу, ты у меня все расскажешь». Она скорчила совершенно неудобоваримо-сочувственную морду, взяла Магду за руку и чуть ли не со слезами на глазах пропела:

– Бедная Магда? Как ты это перенесла? Ты тогда работала или..?

– Тогда я работала, деньги были, диссертацию наконец-то защитили, я как раз подумывала о расширении жилплощади, присматривалась к трешке одной.

– И? – Надька вся дрожала от участливого нетерпения.

– А теперь мне в моей двушке одной очень хорошо.

– Он отвалил, делить не стали?

– Тут мне повезло, ничего делить не надо, он теперь как сыр в масле.

– Кто же позарился на такого тёху? Кому же он нужен, и немолодой ведь уже, он всегда, кстати, тебе не пара был, серый крот. А бабу эту, счастливую обладательницу, ты видела?

– Видела.

– Кто такая?

– Директор колбасной фабрики.

– Шутишь?

– А что тут смешного? Она ему очень подходит.

– Кириллу Владимировичу твоему, научному червяку? Ему что, колбасы не хватало?

– Да, оказалось, ему для счастья всегда не хватало простой любительской, с жирком, без всяких изысков.

– И ты после всего этого работу бросила?

– Угу.

– И что собираешься? – Голос Надьки затрепетал.

– Идейка одна есть. Надеюсь, все сложится, дело интересное.

– Это ты молодец, – участливость Надьки просто как ветром сдуло, на лице ее появилась хищная улыбка. – «По чужим головам решила прогуляться, – Надькины мысли ритмично, как на печатной машинке, отстукивались в голове. – Самая умная нашлась, идейки на чужих костях развивать, ну ничего, найдутся на твои идейки другие, посмотрим еще, кто кого». – После Сима еще заглянешь? – спросила она, тем самым давая понять, что теперь можно и паузу сделать. «Посмотрим, как разовьются события, – думала она, – а потом звонить Марку».

– Конечно, – Магда кивнула, – я заскочу.

Уверенной походкой она зашла в кабинет к Красповицу.

История Пупель

Пупель лежала в психушке. Время тянулось бесконечно медленно. Днем она чувствовала себя абсолютно здоровой, к вечеру все менялось. Чувство страха наваливалось внезапно, непредсказуемо. Она покрывалась холодным потом, залезала под одеяло, во рту появлялся неприятный кислый вкус и дальше – несдерживаемый поток мыслей, картинок и событий, в которых она не могла разобраться, и от этого страх нарастал с еще большей силой. Пупель казалось, что все эти образы просто заполняют ее до дна, и она, как Пупель, просто перестает быть самой собой, вместо нее существует маленькое темное пятнышко, на фоне которого вырастают как ядовитые грибы отвратительные монстры, против этих тварей нет средств. Они прячутся днем и потихоньку на цыпочках вылезают вечером, чтобы к ночи начать свои извращенные пытки стихами, завыванием, мерзкой тошнотой.

Пупель навещали родители и Магда. Мама приносила еду, фрукты, домашние котлеты, конфеты. Есть Пупель не хотелось, она, дабы не расстраивать маму, что-то надгрызала, глотала, запивала, но вкуса не чувствовала, еда вызывала у нее чувство отвращения.

Все в один голос говорили ей, что есть надо, что без этого выздоровление не наступит, что надо набираться сил, взять себя в руки. Пупель не сопротивлялась, она говорила: