Книга Русскоговорящий, страница 58 – Денис Гуцко

Мысль о писсуаре истязала его.

— А почему вы сюда пришли?

Он не сразу понял, что она имеет в виду.

— Что — почему?

— Ну почему вы пришли именно в нашу ПВС, а не в Ленинскую, например? Мы не оказываем услуг лицам, не прописанным в нашем районе. До свиданья.

— Так вы же меня и не прописываете.

Она развела руками, отчего верхняя пуговица чуть было не расстегнулась, наполовину выкатившись из петельки.

— Не прописываем, значит, не видим основания.

— Вы меня послушайте. У меня пенсионное есть, ИНН, всё в порядке, и я помню, в девяносто втором, когда тот, старый, закон вышел, я ходил в паспортный стол за вкладышем, но мне его не дали, сказали, что не положено — как раз из-за временной моей прописки. Это же замкнутый круг…

Митя торопился, паника уже гнала его по своим горящим лабиринтам. Она со вздохом откинулась на спинку стула и каким-то лихим спортивным жестом швырнула ему паспорт через весь стол.

— Следующий!

— Подождите, подождите. Как? Как — следующий? А мне что делать?

— Идите к адвокатам.

— К каким адвокатам?

— Хм! К адвокатам!

— Вы хотя бы выслушали меня.

— А что вам не понятно? Согласно принятому закону, гражданином России признаётся тот, кто имеет вкладыш о гражданстве либо постоянную прописку на шестое февраля девяносто второго года. Ни того, ни другого у вас нет. До свиданья.

— У меня же постоянная прописка буквально через пол-года, даже меньше. Неужели из-за этого… Мне же вкладыш тогда не дали как раз из-за временной прописки. И потом…

— Вы приехали к нам с территории иностранного государства.

— Какого такого иностранного?! Тогда одно было государство, СССР называлось. Может, слышали? В школе не проходили? И потом, ведь в том старом законе говорилось, что гражданином признаётся каждый, проживающий на территории России, кто не подаст заявления об отказе о гражданстве. Я не подавал.

Она с удовольствием пронаблюдала за его срывом, сказала:

— Ну, раз вы такой умный, можете обойтись и без адвокатов. На книжном рынке на стадионе «Динамо» вы найдёте всю необходимую литературу. Следующий!!

Сзади скрипнула дверь, пахнуло как из спортивной раздевалки. Так же, как в ЖЭУ, кто-то сходу принялся ворчать, чтобы он не задерживал, он ведь тут не один… Митя лишь пожал плечами, сунул паспорт в карман и выскочил.

— Следующий!

Он стал протискиваться к выходу. В голове раскручивалась безумная карусель, всё мелькало и рвалось, и в этих лоскутках мыслей о своём новом непонятном статусе, о срывающейся поездке к сыну одна-единственная мысль занимала его по-настоящему: «Где бы отлить?!!».

Олега он встретил, в блаженной неге выходя из-за гаражей. Учитывая их расположение у глухой стены, сомнений в том, что он там делал, не возникало. Заметив, что из-за крайнего гаража вытекает резвая струйка, Митя смутился ещё больше и неожиданно для самого себя поздоровался. Он привык не замечать на улице своих бывших сокурсников. Даже если оказывался с кем-нибудь бок о бок, даже если в узком переходе его вдруг выносило прямиком на чьё-нибудь приветливо улыбающееся лицо. Не замечал, с задумчивым видом скользил мимо.

Но не на этот раз. Отвернувшись от подбирающейся к ним струйки, они пожали руки, похлопали друг друга по плечу. Рукопожатие у Олега было удивительно ломкое и юркое — будто накрыл ладонью шустрого нервного зверька, зверёк хрустнул и тот час рванул на волю. И тот час Митя вспомнил, что всегда замечал эту черту Олега, не любил здороваться с ним за руку, но здоровался, чтобы не обижать. Университетская жизнь — античная, ископаемая, засыпанная пластами сгоревшего времени — вдруг оказалась вполне живой, прыснула соком из-под беглого рукопожатия, окружила стенами, лицами и голосами. Посыпались живописные подробности, в основном совершенно никчёмные — чем никчёмней, тем живописней. Говорят, у Олега отец — из КГБ, Олег на прямой вопрос отнекивается с двусмысленной улыбкой… с ним никогда не видели ни одной девчонки, поэтому ему несколько не доверяют… почему-то его прозвали Чучей, никто не помнит, почему… на госэкзамен он пришёл в галстуке-бабочке, в галстуке-бабочке из чёрного бархата…

— Ну как ты?

— Отлично, — Олет сунул барсетку подмышку. — А ты? Как у тебя дела?

— Бывало лучше, только не помню, когда.

— А что так?

Обычно Митя не рассказывал посторонним о своих проблемах. По крайней мере тем, от кого не зависело их решение. Но в тот раз он поступил совершенно анекдотично. На вопрос-междометие «как дела?» — ответил подробно и обстоятельно, жестикулируя и заглядывая в глаза. Олег слушал на удивление живо. Поддакивал, уточнял. Он оказался на редкость сведущ в вопросах такого рода. В конце концов он раскрыл барсетку, покопался там, но огорчённо поджал свои сырые выпирающие губы:

— Нету. В кабинете забыл. Сегодня как раз новые привезли. Хотел тебе визитку дать, — и пошёл энергичным деловым речитативом, — Приходи ко мне в понедельник, утром, принеси документы. Решим вопрос. Приходи в «Интурист», встретимся там, лучше всего в фойе. Давай в фойе. Не люблю в кабинете.

Выслушав, Митя помычал:

— М-м-м, — и стал беззвучно жестикулировать, будто руками пытался вынуть из себя слова.

Наконец, спросил:

— А-а-а… ты где работаешь?

— В «Интуристе».

Олег не торопился с комментариями. Достал блокнот, вырвал листик, записал номер телефона:

— На. Домашний и мобильный. Не сможешь в понедельник, позвони мне домой, договоримся.

— В «Интуристе»?

— Ну.

— А-а-а?

— Зам генерального у Бирюкова. В понедельник приходи, поговорим. Сейчас извини, старик, некогда. Скоро машина подойдёт, а мне ещё надо кое-что успеть. Пока!

«Да, — подумал Митя, глядя вслед провалившейся в темноту подъезда фигуре, — Вот тебе и Чуча». Спрашивать, какое отношение может иметь гостиница «Интурист» к его «вопросу» Митя не стал. Дураку понятно. «Интурист»! Но Олег каков! Сто лет не виделись, а он! Молодец.

…И всё-таки он не пошёл в понедельник к Олегу. Отговорка, конечно, была: в понедельник ему выпала рабочая смена. Но ведь при желании не составляло никакого труда найти себе подмену.

Тесная «дежурка», словно коллективный панцирь, давно приросла к каждому, стала продолжением спины, коробочкой для мозга. Удивительным образом, сидя в ней, можно было часами думать о вещах, не выходящих за пределы этих пяти квадратных метров. Пяти пыльных квадратных метров, наполненных резиновыми палками, рациями, журналами сдачи и приёма оружия, порножурналами, дочерна пропитанными ружейным маслом тряпицами. Митя больше не боролся с этим как когда-то в армии. Теперь это ни к чему. Охрана коммерческого банка оказалась всё той же казармой. Казарма оказалась лучшим в мире лекарством от непрошенных мыслей.