Онлайн книга «Лучшее лето в ее жизни»
|
Сорайя подходит к фикусу и осторожно, тоненькой струйкой выливает воду в кадку. Внезапно она гневно выпрямляется и с размаху бьет фикус кулаком по гибкому стволу. – Я же тебя просила! – говорит она, и ее голос дрожит от негодования. – Я же тебя сто раз просила не делать ЭТОГО в моем присутствии! Casa da Sorte
– …четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, – дона Адриана, прямая и строгая, как мемориальная доска, сидит в своей спальне перед узким дубовым секретером. На откинутой крышке секретера рассыпаны монеты разного достоинства, и дона Адриана осторожно двигает их одним пальцем, как будто играет сама с собой в магнитные шашки, – семнадцать, восемнадцать… Дона Адриана аккуратно сгребает одно– и двухъевровые монеты в гобеленовый кошелечек с вышитым распятием и начинает пересчитывать сентимы. – …десять, двадцать, тридцать, сорок, – все убыстряя ритм, шепчет дона Адриана, смахивая монетки с крышки секретера в подставленную ладонь, – пятьдесят, шестьдесят… * * * Странно, думает дона Адриана, раздраженно открывая и закрывая кошелек. Куда я могла деть еще четырнадцать сентимов? Не могу же я выйти из дому с девятнадцатью евро восемьюдесятью шестью сентимами?! * * * Дона Адриана снова вываливает монеты на крышку секретера и тщательно пересчитывает. Девятнадцать восемьдесят шесть. Пересчитывает еще раз, помедленнее. Гладит монеты кончиками пальцев, смотрит просительно на каждый сентим. Девятнадцать восемьдесят шесть. Еще раз. Резко, сердито, почти с отвращением скидывает монеты в кошелек. Неправдоподобно легкая сентимовая монетка падает мимо гобеленового кошелька, ударяется о скучную, темно-серую тапочку доны Адрианы, встает на ребро и бесшумно укатывается под шкаф. Дона Адриана смотрит ей вслед ничего не выражающим взглядом. Потом роняет голову на откинутую крышку секретера и горько, по-детски, плачет. * * * Когда я в следующем месяце получу пенсию, думает дона Адриана, крепко сжимая в кулаке найденную в кармане жакета двадцатисентимовую монету, разложу по всем карманам по одному евро. Нет, по два. Нет, по евро пятьдесят, и еще два евро – в очечник. * * * – Пересчитайте, пожалуйста, – говорит дона Адриана, пододвигая монеты сеньору Гомешу. – Вдруг я ошиблась? Сеньор Гомеш смахивает монеты в кассу. – Ну что вы, дона Адриана! – говорит он. – Вы – и вдруг ошиблись?! Вы не можете ошибиться. Если вы ошибетесь, мир рухнет! Дона Адриана сдержанно улыбается уголками рта. – Вам как обычно? – спрашивает сеньор Гомеш и, не дожидаясь ответа, вытаскивает из ящика четыре билета классической лотереи. [20] Дона Адриана берет билеты. На мгновение ее рука касается руки сеньора Гомеша. Сеньор Гомеш краснеет и громко сглатывает. Дона Адриана опускает глаза. – Благодарю вас, сеньор Гомеш, – говорит она дрожащим голосом и торопливо идет к двери. На пороге оборачивается. – До свидания. До следующего раза. – До следующего раза, – эхом повторяет сеньор Гомеш, недоверчиво глядя на свою руку. – До следующего раза. Drogaria
Жоау Карлушу снится, что он стоит перед унитазом в абсолютно пустом туалете и никак не может помочиться. Фальшиво насвистывая «Мария Албертина, как же ты посмела», [22] Жоау Карлуш раз за разом спускает воду, чтобы подбодрить себя звуком льющейся воды. Безрезультатно. Только тяжесть в мочевом пузыре становится почти невыносимой. «Доброе утро! – раздается вдруг чей-то громкий голос. – С вами Сильвия Андраде и радио „Возрождение“!» «Это ЖЕНСКИЙ туалет!» – с ужасом понимает Жоау Карлуш и просыпается. Несколько мгновений он лежит с закрытыми глазами, потом рывком вскакивает и бежит в туалет, на ходу стягивая с себя полосатые пижамные штаны. Унитаз уже третий день протекает, поэтому Жоау Карлуш мочится в раковину – долго и обильно, тихонько постанывая от облегчения. Закончив и стряхнув последнюю каплю, он тщательно протирает раковину какими-то антибактериальными салфетками, которые накануне вечером купил на заправке. Выбрасывает использованные салфетки в пакет с мусором, включает газовую колонку и лезет в душ. «Мария Албертина, как же ты посмела», – мурлычет Жоау Карлуш, намыливая голову. Полчаса спустя Жоау Карлуш – ослепительно элегантный в новом деловом костюме цвета «летняя полночь» – бегом спускается по лестнице. В правой руке у него тонкая кожаная папка, в левой – пакет с мусором. – Доброе утро, господин архитектор! – говорит консьержка дона Ана, с обожанием глядя на Жоау Карлуша. От этого обожания Жоау Карлушу всегда делается немного не по себе. – Доброе утро, дона Ана, – откликается он. – Ну что, Манел починит мне сегодня унитаз? Дона Ана страдальчески морщится. Накануне ее муж Манел, числящийся при кондоминиуме сантехником, поспорил в баре, кто выиграет футбольный кубок в этом году, и теперь сидел дома с загипсованной ногой и повязкой на глазу. – Заболел он, господин архитектор, – дона Ана разводит руками. – Сильно заболел, с постели не встает. – И что мне теперь делать прикажете? – едко спрашивает Жоау Карлуш. – Биотуалет покупать? Дона Ана уставилась на свои руки и не поднимает глаз. Жоау Карлуш тяжело вздыхает. – Когда Манел выздоровеет, пусть сразу зайдет ко мне, – командует он и идет к выходу. – А может, – слабым голосом говорит ему в спину дона Ана, – может, вы братца вашего попросите? Может, он починит? – О дааааа… Этого, пожалуй, допросишься! – с этими словами Жоау Карлуш выходит на улицу и громко хлопает входной дверью. |