Книга С днем рождения, турок!, страница 8 – Якоб Аржуни

— Здрасьте! К кому можно обратиться, если мне захочется потаскать мешки с почтой?

— Хм?

— Мускулатура есть, а есть нечего, — сострил я.

— Х-мм?

— Ладно, мне надо поговорить с мужиками, которые разгружают посылки.

Служащий все-таки повернулся ко мне и показал пальцем на лестницу, ведущую вниз:

— С первого перрона увидишь дверь с табличкой «Почта».

— Спасибо.

— Х-мм.

Найдя нужную дверь, я толкнул ее. Внутри тоже было окошко, за которым виднелась еще одна спина. После долгих выяснений меня отослали в соседнюю дверь, где должен был находиться начальник. Потом выяснилось, что где-то сзади за решеткой будет зал, в котором хранятся посылки, за ним — что-то вроде раздевалки для персонала и, наконец, кабинет с табличкой «Отдел кадров». Я постучал в эту дверь. Не дождавшись ответа, я вошел внутрь.

— Что, обождать не можете? — недовольным тоном поинтересовались из дальнего угла.

Я увидел какое-то студнеобразное существо с рыжей боцманской бородкой, с прыщавым лбом и зачесанными назад сальными волосьями.

Помещение ничем не отличалось от тысячи других служебных помещений: дешевая мебель, серый линолеум на полу, календарь с автомобилями и тусклая лампа, как в общественном сортире.

За кипой бумаг жалко торчала плохо спрятанная бутылка пива.

— Прошу прощения, я несколько раз стучал, — примирительно сказал я.

— Что вам надо?

— Я хотел спросить, не работал ли у вас временно упаковщиком некий Ахмед Хамул?

— Может, и работал. Здесь много людей работает.

— Мне надо знать поточнее. Где-нибудь у вас регистрируются временные работники?

— Зачем это вам надо знать?

Я показал свое удостоверение.

— Ну и что?

— Парня убили, и мне надо выяснить, что такого он совершил, когда еще мог передвигаться без помощи похоронной команды.

Студень наморщил лоб.

— Ладно, сейчас посмотрю. Когда примерно он мог здесь работать?

— В последние два-три года.

Студень пукнул.

— Извиняюсь.

Потом поднялся и прошлепал к полке с бумагами.

— Последние два-три года, говорите?

— Да, примерно так.

Держа под мышкой две амбарные книги, он снова грузно опустился в кресло.

— Тут многие нанимаются на короткий срок… Так как, говорите, его зовут?

— Ахмед Хамул. Так и пишется.

— Хм… у вашего брата все имена похожие… Так… Хамул… Ха… Хам… — Он искал по списку в алфавитном порядке. — Хаму… Хамул! Нашел! Работал здесь часто, по нескольку недель, правда ваша.

— Когда?

— Ну, это уж сами смотрите, — пробормотал он и протянул мне «гроссбух».

«Ахмед Хамул, с 14.04.1981 г. по 2.07.1981 г.». Это была первая запись в книге, за ней следовали другие, фиксировавшие все более короткие сроки. Последняя гласила: «С 20.12.1982 г. по 3.01.1983 г.».

Я захлопнул засаленную книгу и спросил:

— А нет ли среди сотрудников кого-нибудь, кто его помнит?

— Почему нет? Спросите там, на входе. Кто-нибудь да знает.

— Спасибо. Приятного вам вечера.

— Вам тоже.

Я покинул «студня» и поспешно вернулся к первому окошку. Снова — спина. Я постучал по стеклянному окошку, и спина обернулась.

— Опять вы? Нашли шефа?

— Нашел, — подтвердил я. — А вы, случайно, не помните упаковщика по имени Ахмед Хамул? Он частенько у вас подрабатывал.

— Слушайте, обратитесь лучше к парням, которые работают на платформе. Они все там друг дружку знают.

Я снова вышел на грохочущий перрон. На третьем пути стоял состав с почтовым вагоном, готовым к разгрузке. Я поплелся в ту сторону, издали приглядываясь к мускулистым носильщикам.

Один из них как раз совершал перекур. Приблизившись к двухметровому верзиле, я попытался по-дружески приветствовать его: «Добрый вечер!»

— И вам того же, — пробурчал он и, отвернувшись, запрыгнул внутрь вагона и принялся ворочать мешки. Когда он на минуту мелькнул у вагонной двери, я сквозь вокзальный грохот прокричал ему:

— Эй, командир, ты, случайно, не знаешь коллегу по имени Ахмед Хамул?

Он исчез в глубине вагона, потом снова появился — уже с мешками и прорычал в ответ:

— Работал здесь одно время.

— С кем он тут общался больше всего?

Прошло несколько минут, пока он появился снова.

— Спроси вон тех в будке. У них сейчас перерыв.

Он указал на крышу из гофрированной жести и исчез прежде, чем я прокричал ему «спасибо».

Дверь будки, как и крыша, тоже была из железа и противно скрипела. В нос ударил затхлый запах пивных паров и сигаретного дыма.

Трое работяг сидели за перевернутым ящиком из-под пива и играли в скат. Четвертый грузчик притулился в углу и тупо пялился в горлышко бутылки. На всех были грязные майки-безрукавки, обнажавшие круглые как шары мускулы. Когда я вошел, они мельком взглянули на меня, но тут же отвернулись и продолжали резаться дальше.

— На чем мы остановились?

— Семерка!

— Мм-м.

— Тридцатка!

— Твою мать!

Они принялись тасовать карты и не обращали на меня никакого внимания. Я подсел к молчаливому выпивохе. Теперь он сосредоточенно разглядывал свой бумажник.

— Добрый вечер.

Он повернул голову, и я увидел его слезящиеся глаза. На левом плече сквозь волосы и грязь просвечивала татуировка в виде смазливой русалки.

— В чем дело? — прошипел он еле слышно.

Пыхтящие картежники начинали действовать мне на нервы.

— Ты, случайно, не припомнишь человека по имени Ахмед Хамул? Таскал здесь мешки.

Некоторое время он молча смотрел на меня, потом перевел взгляд на бутылку.

— С иностранцами не имею дела.

Мне хотелось съездить ему по физиономии, но вид его кулачищ отрезвил меня. Я поднялся и подошел к парням, режущимся в карты. Здороваться с ними было излишние, и я сразу же перешел к делу:

— Ребята, не знает ли кто-нибудь из вас Ахмеда Хамула? Если кто знает, пусть поднимет руку и рявкнет: «Да»!

Они уставились на меня, и я вошел в раж.

— Боже мой, это что — так сложно? Черномазого турка с бородой и торчащими ушами. Последний раз он работал здесь на Рождество. Короче, да или нет? Я же не спрашиваю, проводите ли вы свой отпуск на Черном море или нет ли в подштанниках у турка крысиного хвоста? Вопрос понятен?