
Онлайн книга «Человек из чужого времени»
– Оригинально. На большом кресле или престоле восседало большое тело с четко выделенными ногами, повторяющими форму престола. Эдакое шестиногое полуживое сооружение, за которым как бы стоял сам Петр I, цепко ухватившись сильными руками с неестественно длинными пальцами за подлокотники. Тело сидело в кресле прочно и фундаментально. Маленькая лысая голова с огромными глазами была как бы сама по себе. И невозможно было сказать, что это плохо, и трудно сразу же заявить – гениально. Они стояли молча в полном недоумении, пока кто-то рядом не произнес спокойно и рассудительно: – Все нормально. Вертикаль власти. Маленькая голова, огромная бюрократия, которая задницей сидит на народе, и народ – до задницы деревянный. Даже не оглядываясь, Михаил снова взял свою спутницу за руку и отвел в сторону, от греха подальше. Их притиснули к самому памятнику. И тут Елизавета Аркадьевна вслух негромко прочитала надпись на нем. – «Основателю Великого Града Российского императору Петру Первому от итальянского скульптора Карло Растрелли и от русского художника Михаила Шемякина. 1991 год. Отлита в Америке. – Вполне логично, – снова раздался у них за спиной тот же голос, – папа Карло начал делать Петра в России, а дядя Миша сделал из него Петрушку в Штатах. Совместное предприятие по производству железного Буратино. Михаил не оборачивался и продолжал стоять молча. Он понимал, что это провокация. Елизавета Аркадьевна не выдержала и, обернувшись, резко спросила: – За что вы так не любите Америку? – Я не люблю? Да я ее просто обожаю. Даже доллары на память покупаю, чтобы усилить родные рубли. Михаил взял свою спутницу за руку и быстро стал пробираться через толпу к выходу. Когда они наконец оказались у Иоанновского равелина, он увидел ресторан со стилизованной вывеской «Аустерия». – Давайте зайдем, пообедаем и немного поговорим без свидетелей. – Ну наконец-то вы заговорили. Конечно, мне будет приятно пообедать с вами, Михаил. В ресторан было не так-то легко попасть. Очередь стояла снаружи. Выходил метрдотель и приглашал внутрь, когда места освобождались. Им явно повезло. Из ресторана вышла большая группа иностранных туристов, и Елизавету Аркадьевну вместе с Михаилом пригласили за столик на двоих. Он стоял под сводом у стены, и им никто не мешал обменяться мнениями без посторонних. Пока дама Михаила некоторое время отсутствовала, у него приняли заказ. – Я заказал, то, что вы хотели. – Спасибо. – Я еще под впечатлением. – Конечно, он на себя много взял. «Мы с Растрелли…» А господин Бартоломео Растрелли, между прочим, видел Петра Первого совершенно иначе. По его модели был сделан нормальный памятник и в 1800 году поставлен перед Михайловским замком, где Павел Первый сделал более скромную надпись: «Прадеду правнук». – Здесь я спорить не буду. Медный всадник Фальконе тоже проверен историей. А Пушкин вдохнул в него вторую жизнь, чем придал еще больше величия монументу. Правда, при этом он не написал на гранитной глыбе: «Пушкин и Фальконе Петру Первому». Но кто знает, что скажет завтра «просвещенная столица». В свое время так же воспринимался и импрессионизм. Одни заявляли: «Ужас!» Другие спорили с ними: «Бесподобно!» – Мне кажется, в чем-то тот чудак у памятника был прав. Нельзя переносить свое отношение к советской власти на всю историю России. Будем считать, что это – некий дружеский шарж, выраженный в скульптуре. – Я думаю, это такая новая тенденция. Символично и ко времени. И власть, и искусство, и новая история, и внешний облик – всё в одном. – Бритоголовый пахан? – Мне далеко до такого смелого суждения. – Не беспокойтесь, это мое суждение. – Сегодня смелые суждения очень дорого стоят. Да они, впрочем, всегда стоили дорого. – Не всегда свое мнение и ощущение следует облекать в суждение. – Недавно я прочитал сборник стихов Владимира Высоцкого. При жизни он не мог его издать. А сейчас – и страсти поутихли, и печатай, что хочешь. – Вам нравится Высоцкий? – Я его вообще не знал. Но, говорят, многим он нравится. Вот я и решил разобраться почему. – Итак, Высоцкий. – Да. Так вот, там были два стихотворения. Одно из них посвящено Шемякину-художнику и подчеркивает его мастерство и светское признание. А другое – простое, чисто личное, с обыкновенной человеческой симпатией к приятелю Михаилу Шемякину. Я не помню всего, но кое-что запомнил. Вот послушайте. Я – ротозей, но вот не сплю ночами. (В глаза бы вам взглянуть из-за картины!) — Неймется мне, шуту и лоботрясу, Сдается мне – хлестали вас бичами?! Вы крест несли и ободрали спину?! И ребра в ребра вам – и нету спасу. Здесь все – и пьянка, и талант, и муки творчества, и гонение, и гениальность, и обычная житейская простота. А вот и другое. По-простому. Мишка! Милый! Брат мой, Мишка! Разрази нас гром! Поживем еще, братишка, По-жи-вем… Вот так мы во всем: для истории с пафосом, а между собой – от души и о главном. – Сказал «поживем» и вскоре умер. – Он живет в памяти и в сердце того, кому дорог. – Ох, Михаил, какой же вы все-таки идеалист. Когда они вышли из ресторана, дошли до стоянки, где была припаркована машина Елизаветы Аркадьевны, Михаил попрощался со своей статусной дамой. И вдруг она неожиданно сказала, попросту и без высокомерия: – Здесь я должна была вас поцеловать. Но я этого не сделаю. Берегите себя, Михаил. Вы очень хороший человек. Прощайте. – Так у вас было задание? – улыбнувшись, спросил ее спутник. – Начала с него. А закончила лично. Извините. Спасибо за хорошую прогулку. Я завидую вашей Лизе. – До свидания… Я вас видел с ним… – Это случайность, совпадение. Мы редко бываем вместе… Он мой муж. Это и обязанность, и ответственность, и большая… – грустно заметила девушка и жестом выразила свое сожаление. – И мой куратор. – Уже нет… И это очень плохо. Берегите себя, Михаил. Еще раз спасибо и до свидания. Он повернул к Троицкому мосту, прошел пятьдесят метров и столкнулся с Мариной. Она ничуть этому не удивилась. – Ну вот и ты, а я уж подумала, что меня разыграли. Десять минут стою, жду. Думаю, может быть, не на том месте. И вдруг вижу тебя с девушкой. Красивая. – Это был культпоход. – По тому, как холодно вы попрощались, сразу видно, что это не любовная прогулка. – Марина, о чем ты говоришь? – Все, все, все. Я пошутила. Иначе зачем бы ты меня приглашал на свидание? |