Онлайн книга «Кукурузный мёд (сборник)»
|
– Это я беру на себя. – Я же поэт, великий поэт, – сказал он. После чего наблевал на стол и уснул. * * * …Держась за руки, Анжела и Ансельм подошли к розовой клумбе под дубом. Студенту было жалко убивать девушку. Ведь она явно готова переспать с ним! Ящерка не обманул. Он и правда писал стихи, которые студент и зачитал девушке, отчего та, по мнению Ансельма, растаяла как снежная вершина, а по версии ящерки, «потекла как сучка». Ансельм вспомнил, как закрыл дверь приемной, – на глазах недоумевающей Аурики Гогошар перерезал телефонный кабель, – встал на колени и стал читать…… лижи мою молодость, лижи мою страсть как животное – соль. прокуси мою руку, вначале я ничего не почувствую медная бляха синяка будет потом все будет потом, сейчас прокуси и тяни, лижи высасывай из меня эту дурную кровь обезумевшего от сверхнаполненности человека я говорю о себе, ты понимаешь я полон крови, я едва не лопаюсь от ее избытка она брызжет по утрам фонтаном из моих ноздрей система сообщающихся сосудов, слава матери-кукурузе, работает исправно по утрам кровь течет из-под моих закрытых век, сочится из-под ногтей, каплет с длинных красивых ресниц от которых не одно сердце таяло как мороженое, только сердце – кровью кровь толчками вырывается их моих вен, я как будто Океан а в моих венах миллионы китов, кровавых гренландских китов, синих молдавских китов, кашалотов, лопоухих, вислобрюхих и прочих китов и они брызжут из меня по утрам фонтанами крови радостно фыркают, ведь они тоже полны крови и жизни я полон кровью, я полон жизни страдание и чувства переполняют меня, льют изо рта особенно мне удается легкая грусть и ненавязчивая тоска мне все удается, потому что я полон жизни и крови вытекающих из меня вовсе не потому, что я должен умереть, а ради сохранения меня как сосуда который не должен лопнуть, можно сказать во мне есть предохранительный механизм, который спасает от перепроизводства жизни и крови и, конечно, я щедро делюсь всем этим с каждым встречным поперечным, растяпой и головотяпом а еще я полон железа, что вовсе не удивительно для тех кто в химии знает толк тонкий, как изысканные вина столовых марок, ведь кровь полна железа железистых опилок поднеси к открытой ране магнит и хлещущая кровь стянется к нему как куча железной пыли я полон железа и в виде крови, и в чистом, — от слова «первозданный» меня отучил Андрей Первозванный, — виде, в виде железного стержня пронзающего мою спину вместо трусливо дезертировавшего позвоночника, он не выдержал тяжести службы и сбежал, трус, я разжаловал его и приговорил заочно к расстрелу перед строем и последующему повешению в торжественном разряженном солдатов каре кюре отпоет его в последний путь приделает к носу бантик и спустит гроб с телом на воду а потом мы отправим его чистить картошку на кухню вот что ждет мой позвоночник, когда он вернется ко мне в надежде на заклание агнца вынь из меня эту страсть, вытащи из меня железный стержень своими губами отсоси это жало, тебе что, жалко нет, так бери давай да не давай в смысле дай, а давай в смысле давай начинай в смысле бери так-так вот о! .. Аурике стих так понравился, что она взяла, да и отсосала это жало. М-м-м-м, подумал Ансельм, и сладко потянулся. Но условия контракта с ящерком – который безмолвно маячил на стволе дуба, – надо было исполнять. Ведь если он, Ансельм, станет самым молодым министром Молдавии, все гогошары Молдавии – а не только Аурика Гогошар, – будут его. Так что Ансельм приготовился бить Аурику ножом в горло. – А ведь я была влюблена в тебя с самого первого дня, когда ты появился в офисе, – сказала Аурика. – Ты такой умный, такой юный, такой застенчивый, – сказала она. – Давай встречаться? – сказала она. – Может даже поженимся? – сказала она. Расстегнула рубашку, прижалась к парню большими, свежими, упругими грудями и стала его целовать. Ансельм умоляюще глянул на дуб. – Кхм, кхм, – напоминающе сказал ящерка. Ансельм вздохнул, взял Аурику за подбородок, и девушка зажмурилась, в ожидании ласки. – Хэк, – сказал Ансельм. Нож вошел криво, но как по маслу. И тогда в широко раскрывшихся глазах Аурики студент Алсельм увидел дьявольские картины превращения ящерки в человека, о чем старался забыть до самой смерти… А жил самый молодой министр Молдавии Ансельм Круду долго. * * * …По ночам Ансельм не раз вспоминал именно ту ночь. Как он с сутулым, невнятного вида человеком, назвавшимся Лоринковым, прикопали под розовым кустом трепещущее еще тело девушки. Как капала на руки теплая и противно густая кровь. Как Лоринков, став человеком, ничуть не изменился в плане привычек, и жрал коньяк и блевал так же, как когда был ящером… Как шевелилась еще земля и Ансельм упал в обморок, а Лоринков, чертыхаясь, разрыл могилу, вытащил за руку наполовину Аурику из земли и протянул студенту потемневший из-за крови нож. Как блестели при полной Луне глаза несчастной девушки… И что они так и не закрылись. Даже когда Ансельм, озверев от всего этого и желая покончить поскорее, кромсал шею Аурики, – пока голове не заболталась – глаза ее так и не закрылись. С открытыми глазами они ее второй раз и закопали. Уходя, Лоринков похлопал Ансельма по спине и тихонько обронил фразу. – Сэ мон сервитёр мэнтнан е тужур, вуаля у як аша си ву вуле парле ромэн (вот мой слуга отныне и навсегда, ну или «такие дела» если вы хотите говорить по-румынски» – фр.). После чего прибавил уже громко, для Ансельма: – Веди вини вици, пионер. Видимо, последняя фраза и была с секретном. По крайней мере, с той поры Ансельм пошел за своими делами в гору, стал министром, позже премьером… И лишь иногда, по ночам, – в полнолуние, – он звонил красавице жене и, ссылаясь на дела, отпрашивался на ночевку в офисе. В полночь он выходил во двор своей уже партии. Садился на скамейке и ждал, пока Аурика вылезет из-под розового куста И, закрыв глаза, терпеливо переносил то, как девушка впивается в его шею острыми, словно бритвы, зубами. Выдирает из него вены, кромсает ребра, вытаскивает сердце. Муки жертвы ацтекских жрецов переживал в полнолуния самый могущественный политик Молдавии, Ансельм Круду. |