Онлайн книга «Там, где меняют законы»
|
Ане пришлось несколько раз повторить свою историю, и в конце концов старик ее понял. — Значит, убили Семена? — спросил старик, хлопоча над чайником. — Да. — Давно? — Три дня назад. — А мне никто и не сказал-то, — вздохнул старик, — на похороны даже не позвали. Жаль. Хороший человек был Семен. Пенсию мне платил, тысячу рублей, Мишка-то, бывало, месяцами не заглядывал, Семен чаще заглянет. — Семен Собинов приезжал к вам после смерти сына? — спросила Аня. — Ну да, вот и я то же говорю. Редкой души человек. Памятник-то… памятник он ставил… деньги платит, представляете, я бы уж и не знаю, что бы я без него делал… — А как вы думаете, — спросила Аня, — почему убили вашего сына? — Так этта… долги… Бизнес… у меня ж раньше, деточка, другая квартира была… Мишка… он на Садовой рос. Генеральская квартира… За двигатели… Первый реактивный двигатель для гражданских самолетов я разрабатывал… вот… Старик повернулся и трясущимися руками принялся заваривать чай. К чаю явились щербатые чашки и порезанный хлеб. — Это я о чем? — спросил старик. Аня глядела в чашку. Снизу доверху чашка была покрыта коричневым немытым налетом, и в чае плавали белесые соломинки. — О квартире, — сказала Аня. — Да. Продал я квартиру. Это Мишин пай получился… вот… Старик поднялся и принялся рыться в комоде. Из верхнего ящика явилась куча видеокассет, старых и без обложек. Аня вынуждена была ему помочь. Кассеты были без надписей, а иногда и разломанные. Старик бестолково совал их в видеопроигрыватель и нажимал на все кнопки подряд. Бывший конструктор одного из лучших советских двигателей больше не разбирался в технике; если бы Аня была врачом, она бы наверняка обратила внимание на очевидные симптомы болезни Альцгеймера. Наконец одна из кассет сработала. Аня увидела изображение Мишиного дня рождения. Была весна и пикник. Вместе с Мишей был ее отец, улыбающийся, синеглазый, и еще какой-то человек, видимо третий компаньон, Веригин. — Вот он-то и убил, — сказал старик, тыча пальцем в экран. Аня на мгновение решила, что он показывает на отца, но потом увидела, что палец упирается в физиономию Веригина. — Он… — повторил старик, — он… больше некому… он и сюда звонил… — Когда? — За день… как Мишка погиб. Звонит, говорит: Александр Викторович, я предупреждаю, Мишу убить могут, пусть уезжает из города, я вам все потом объясню… Это он Мише угрожал, а я, дурак, тогда не понял… — А когда поняли? — Так Семен объяснил. — И после этого вы написали заявление в прокуратуру? — Написал. Вот как Семен просил, так и написал. Там у Семена еще такой приятный парень… только с пальцами что-то… Старик неуверенно, как бы соображая, что было с пальцами, пошевелил левой рукой. — Стас, — сказала Аня. — Ой, не помню. Они вместе были, этот, который с пальцами, тоже все очень правильно объяснял… Аня смотрела в телевизор. На экране ее отец, обнявшись, пил с Кудаковым, на заднем плане загорали девицы, и чуть в стороне два паренька разделывали шашлык. — А это кто? — спросила Аня, показывая пальцем на экран. — А это водитель Миши. Не помню, как фамилия. Хороший парень. Веснушчатый такой… На могилу меня возил… Аня опустила глаза, чтобы не видеть щербатые чашки и авторские свидетельства на стенах. У кота Тараса была редкая и тусклая от недокорма шерсть. — Значит, вы, говорите, продали квартиру, чтобы ваш сын внес свой пай в «Авиарусь»? — Да. — И Семен Собинов был так щедр, что после смерти сына каждый месяц платил вам по тысяче рублей и даже иногда вас навещал? — Да я б без него совсем пропал, — сказал старик, — а так все соседи завидуют. К ним внуки так не относятся, как ко мне Семен… — Отдайте мне эту кассету, — попросила Аня. В подъезде пятиэтажки пахло близостью свежего воздуха, и жизнь Москвы была разделена на две неравные половинки тонированными стеклами бронированных «Мерседесов»: по одну сторону стекла жил пенсионер Кудаков со своим котом, а по другую — Стас и ее отец. Как сказал Стас, глядя ей прямо в глаза: «Отец, отец убитого, он же не станет врать?» Аня долго глядела на заснеженную Москву, а потом набрала телефон. — Маша? Это Аня… я тут… хочу заехать. * * * Был уже поздний вечер, и минуло четыре часа после неприятного разговора между главой авиакомитета Михаилом Зварковичем и его куратором из ФСБ. Зваркович стоял на пороге итальянского ресторана «Габриэлла». — У меня здесь встреча, — сказал господин Зваркович, — в отдельном кабинете. Столик был заказан на фамилию «Смирнов», но на самом деле Михаил Зваркович встречался не со Смирновым. Через посредников он договорился об ужине с одним из нефтяных королей России. Королю рассказали об идее федерального авиаузла, и король заинтересовался идеей. Вежливый официант проводил Зварковича в небольшой кабинет с белыми стенами и круглым столом. В кабинете еще никого не было. Зваркович, явно волнуясь, сделал несколько звонков, а потом принялся листать винную карту. — Бокал «Шато де Фер», — сказал Зваркович подошедшему официанту. — И дорадо на гриле. — Не стоит, — сказал чей-то насмешливый голос, — «Шато де Фер» здесь паршивое. Принеси-ка нам, голубчик, новенького божоле. Зваркович в изумлении обернулся. Позади официанта, улыбаясь и сложив руки на груди, стоял Стас. Официант вышел, Стас улыбнулся еще шире и уселся на кожаный диванчик напротив чиновника. — Станислав Андреевич, — сказал Зваркович, — я… я очень рад… — Вы ждете кого-то другого? — Да, собственно… — Он не придет. — А? — Человек, которого вы ждете, не придет. Его ваше предложение не заинтересовало. Что касается меня, то я готов его выслушать. Зваркович поднялся из-за стола. — Я не уполномочен вести переговоры с вами, Станислав Андреевич. * * * Маша в полном одиночестве сидела в ресторане «Сальваторе». На ней был обтягивающий коричневый костюм, перекрещенный поясом в ладонь толщиной. Брюки книзу были такие широкие, что напоминали юбку. Почему-то теперь ее вид не вызывал у Ани исступленной ревности. — Вот твои вещи, — сказала Аня. — Спасибо. Аня села рядом. — Не возражаешь? — Нет. К двум девочкам скорее подойдут, чем к одной. — Ты знаешь, — сказала Аня, — у меня правда нет двух миллионов. |