Онлайн книга «Сорок роз»
|
— Не состоится, — повторил папá. — Н-да, ничего не попишешь, верно? Он направился к ней, точно разъяренный лев. — Думаешь, я получил удовольствие, оставив тебя в Генуе?! Ради тебя я уехал в Африку. Чтобы не навредить тебе. Чтобы твой талант мог развиваться! Из любви! — Ха-ха! — воскликнула она. — Ты же сам в это не веришь, старый обманщик! — Ты сказала «обманщик»? — Ты вообще не садился на пароход. Он аж задохнулся. — Не был ты в Африке, ни дня! — Не был в Африке? — Папá недоуменно воззрился на нее. — С чего ты взяла? В Сахаре я был тренером по водному поло. — Что-что? Тренером по водному поло?! В Сахаре?!! — В британском пехотном полку, — гордо и вместе с тем обиженно проговорил папá. — Арчи Бёрнс, их командир, хотел затолкать меня на кухню. И тогда я предложил старому вояке тренировать его и его парней. Чертовски тяжелая работенка. Роммель [47] все время мешал. — Ну-ну, Роммель… — Однако, несмотря на все препятствия, я продолжал тренировки. Кстати, успешно. Арчи со своими парнями выиграл чемпионат корпуса. — Неужто правда?! — А то! Чистая правда. Даже Монти с похвалой отозвался о моей тренерской работе. — Кто?! — Ну, этот, с тростью под мышкой. Всегда на бегу. Монтгомери. [48] Дальше-то еще пуще было! По давнему полковому обычаю после победы в чемпионате ребята бросили меня в воду — гип-гип-ура! Небезопасная затея. Я едва не утонул. — Вполне возможно, — заметила Луиза. Скрестив руки на груди, экономка стояла в дверях и с усмешкой прислушивалась к перепалке. — Он же еврей, — добавила она, — а евреи плавать не умеют. Боятся, вдруг воду благословили, и она подействует как крещение. Марихен, ну-ка, соберись и сыграй как следует! Она повиновалась. Кошмар. Тренер у окна вцепился зубами в тапок, а посреди Анданте свистел так долго, что в итоге, посинев лицом, с трудом переводя дух, обвис в кресле. — Прекрати, — прохрипел он, — прекрати, это бессмысленно… Наутро она поездом отправилась в столицу, где на перроне ее ждал Майер. Они холодно поздоровались. — Я провожу тебя в пансион, — сказал Макс. — Очень мило с твоей стороны. — Когда экзамен? — Завтра утром. — Утром — понятие растяжимое. — В восемь, — уточнила она. — Как насчет пивка? — На прощание? — Да. — Ладно. Они пошли в пансион. Выпили пива. — Как ты узнал, когда я приеду? — Луиза прислала мне телеграмму. — Ах вот как. — Да. — Прощай, Макс. — Прощай, Мария. — Это всё? * * * Минувшей весной, гуляя в лугах, они обнаружили в своих биографиях множество параллелей, подспудных связей, пересечений, аналогий. Сейчас оба находились в комнате столичного пансиона, время шло к полуночи, завтра вступительный экзамен, а они, не в силах оторваться друг от друга, называли свои отличия. Макс — блондин, Мария — брюнетка. Она из обеспеченной семьи, он — выходец из простого народа. Он вырос в горах, она — на равнине. Он признался, что в поезде всегда сидит лицом по направлению движения, устремив взгляд вперед, то бишь в будущее, она же как раз наоборот, предпочитала сидеть спиной к движению, глядя, как пейзаж скользит в прошлое. — В поезде нам не придется спорить из-за места, — заметил Макс. — Да, — кивнула она. — Мы можем без помех путешествовать сообща. Он стоял, прислонясь к дверному косяку, она сидела на кровати. Она улыбалась, он нет. — Мне пора идти, — сказал он. — Не уходи! — воскликнула она. — Ты обратила внимание на впадину в подушке? — спросил он. — Когда постель застилают, во взбитой подушке ребром ладони делают вмятину. — Получается вроде как открытая книга! — Эта впадина, — пояснил Макс, — символизирует женское лоно. Такой знак встречается повсюду, в том числе на хлебе, поэтому возникает вопрос, как лишенный впадин хлеб для тостов, который приобрел всемирную популярность благодаря маршу союзников, влияет на плодовитость. — Макс, — воскликнула она, — чего ты только не знаешь! Отвернись, я хочу раздеться. Он послушно отвернулся к двери. — Мог бы хоть словечко сказать о моем костюме, — укорила она. — Черно-белый, под стать клавишам рояля. — Юбка могла бы быть подлиннее. — Иди сюда, сядь на кровать! — Ладно, — отозвался Майер, — еще три минуты. Он взглянул на часы, она положила голову в ложбинку. Ей по душе рассказы и романы, он предпочитает анализы и интерпретации. Она всегда чуточку опаздывала, он был сама пунктуальность. — На хозяина пансиона положиться нельзя, — заметил Макс. — Завтра утром, ровно в шесть, я сам постучу в дверь. — Ты готов это сделать ради меня? — Да. На экзамен опаздывать нельзя. В пансионе проживали главным образом коммивояжеры. На лестнице сумрачно, в коридорах, где у дверей стояли башмаки, висел тяжелый запах пота и дорожной пыли. Макс сидел на краю кровати, а у Марии то и дело закрывались глаза. Но оба все говорили, говорили и никак не могли расстаться. Отличия, как они решили, связывали их крепче общностей. Макс дал себе клятву никогда впредь не останавливаться в убогих, пропахших фенхелем и бедностью номерах, для Марии пансион был романтическим напоминанием о генуэзской гостинице «Модерн» — такой же столик с подсвечником, такой же фарфоровый тазик, в кувшине такая же, отдающая хлоркой вода. Снимая с него очки, она сказала: — Макс, было очень приятно повидать тебя в последний раз. Он встал, правда без очков. — Ты справишься, Мария. Выдержишь экзамен. Думаю, для твоего старика это весьма важно — в отличие от многих из нас он пережил тяжкую войну. — Как тренер по водному поло. Макс недоверчиво воззрился на нее. — В Сахаре. В британском пехотном полку. Арчи Бёрнс, его командир, прицепил ему орден. |