Онлайн книга «Юлия»
|
Лобенко он нашел на Майдане перед сценой с ораторами. Тот снимал то выступающих, то людей из толпы, приехавших из разных регионов. Филатов помахал ему рукой. Увидев его, Лобенко смутился, но не более чем на секунду. Перепоручил камеру помощнику, двинулся к нему через толпу. По пути сделал вид, что рад встрече. Филатов придал лицу такой вид еще раньше. – Ты как здесь оказался? – первым спросил Лобенко. – Приехал посмотреть на революцию своими глазами. А ты? – Работаю на местном телеканале, делаю аналитические программы, – не слишком уверенно сказал Лобенко. – Давно? – С неделю уже. – И на чьей ты стороне в этих событиях? – Ни на чьей! Отображаю все объективно, – уклончиво ответил тот. – А я слышал, ты снимаешь фильм против «оранжевых», – обронил Филатов как бы невзначай. – По заказу другой стороны, так сказать. – Никаких фильмов, обычная работа! – стал отнекиваться Лобенко. – Да мне-то что, без разницы, – сказал Филатов и для пущей убедительности махнул рукой. – Хоть фильм, хоть чего еще. – Это просто передача. – Ну и как тебе здесь – нравится? – спросил Филатов и обвел взглядом толпу. – Здесь веет свежим воздухом, а у нас уже все закисло. – Н-да, пожалуй, здесь будет посвежее, чем у нас, – согласился Филатов. – А когда можно будет посмотреть твой фильм? – Какой фильм? – Ну, против «оранжевых». – Говорю же тебе – это не фильм! – рассердился Лобенко. – Чего прицепился? – Тише-тише! – сделал успокоительный жест Филатов. – Ну передачу. Какая, на хрен, разница? Люблю я твои программы, потому и спрашиваю. Высокий профессионализм, – похвалил он. – Мастерство, как говорится, не пропьешь. Лобенко смягчился. – За пару дней до третьего тура, – сказал он, – я тебе позвоню. – Ага, позвони, если не трудно, – обрадовался Филатов. – Не хотелось бы пропустить. – А хочешь, – лукаво прищурился Лобенко, – и тебя сниму на фоне всего этого? – Нет-нет, пока не нужно, – отказался Филатов. – Почему? – вроде бы наивно удивился тот. – Надо будет что-то говорить, а я пока не определился что. – Ну, как знаешь, – согласился тот. – Надумаешь – всегда пожалуйста. На сцену вышла Джульетта. Она и еще какой-то рэпер в мешковатых джинсах с приспущенной мотней стали вместе петь звенящими агрессивными голосами: Вместе нас много – нас не одолеть! Вместе нас много – нас не одолеть! Вместе нас много – нас не одолеть! Вместе нас много – нас не одолеть! Вместе нас много – нас не одолеть! Фальсификациям – нет! Махинациям – нет! «Понятиям» – нет! Нет – лжи! Ющенко – да! Ющенко – да! Ющенко – это наш президент! Да! Да! Да! Филатову показалось, что песня вгоняет толпу в транс, она завороженно подпевала. Он восхитился тем, как умело тут все организовано. Фальсификациям – нет! – продолжалась песня. — Махинациям – нет! «Понятиям» – нет! Нет – лжи! Ющенко – да! Ющенко – да! Ющенко – это наш президент! Да! Да! Да! Мы – не быдло, мы – не козлы… – Это уж точно, – согласился с ней Филатов, имея в виду последние слова, – скорее козы. Ничего бабец, а? – Он кивнул на большой экран, где лицо Джульетты показывали крупным планом. Лобенко ревниво сверкнул глазами. – Это моя женщина! – серьезно сказал он. «Вон оно что! – удивился Филатов. – Возьмем на заметку». – Мне пора работать, – спохватился Лобенко. Они попрощались, Лобенко вернулся к своей группе. «Время еще есть, – прикинул Филатов. – Но терять его не следует». Тощий небритый юноша слегка блаженного вида в мешковатой куртке и вязаной шапочке, нагруженный революционной символикой, протянул ему оранжевый шарф. – Берите, – предложил он, – это бесплатно. – Я могу и заплатить, – сказал Филатов. – Не нужно. Он поблагодарил, взял шарф, накинул поверх пальто и почувствовал себя частью отряда Че Гевары, высадившегося на берегах Днепра. Еще раз обвел глазами площадь. Накануне по телевизору в гостинице дикторша сказала, что это самая большая в Европе площадь Независимости. Ему тогда стало смешно – до чего же хохлы гордятся своей «незалежностью» – площадями меряются. Уж сколько лет прошло, а они все никак не могут Алексей Митрофанов нарадоваться. Как будто освободились от колониальной зависимости, где их били палками и заставляли прислуживать. Хотя, чем еще забивать баки народу, если других достижений, кроме «незалежности», и нет? Это замена «светлому будущему», которое было раньше. Теперь он видел, что площадь действительно очень большая. Она располагалась по обе стороны Крещатика и планировалась явно для выведения на нее большого количества людей. Вот только зачем? Не сыграла ли она роль того самого театрального ружья, которое если висит на стене в первом акте, то в последнем должно выстрелить? Опасная, в сущности, вещь – большая и уютная площадь в центре города. Властям следует быть осторожными при их проектировании. Не было бы народу где собраться – глядишь, и рассосалось бы все. Погрузившись в размышления, Филатов бродил между палатками. Пожилой мужик тихо сказал ему, оглядываясь по сторонам: – Сними ты эту дрянь, хлопче, надень наш! – и протянул ему бело-голубой шарф. Филатов взял и его, но надевать не стал, а сунул в карман. Будет еще один сувенир. Он относился с происходящему со смесью снобизма и одобрения. Снобизма – потому что Киев провинция в сравнении с Москвой, что ни говори. Даже главная улица – Крещатик – напоминала часть Садового кольца, где сталинки помассивнее. Валовую улицу, например, или Земляной Вал в районе Курского вокзала. Одобрения же – потому что энтузиазм было видно невооруженным глазом, а это всегда вызывает уважение. – Александр! – вдруг услышал он возглас. – Какими судьбами? Перед ним стоял коренастый человек с вислыми усами и запорожским чубом на голове. Под расстегнутой курткой виднелась вышитая украинская сорочка. «Тарас Бульба! – подумал Филатов. – Но откуда он меня знает?» Революция напоминала еще и ярмарку, балаган и карнавал одновременно. Он почти не удивился странному персонажу, возникшему перед ним. – Не признал? – спросил человек, тряся его руку обеими своими. – Нет. – Олег Маслаченко. Филатов вспомнил. |