Книга От заката до обеда, страница 13 – Екатерина Великина

Высокая, с толстой косой из пеньки и густо накрашенными глазами, тетя Зина казалась мне красавицей, и я никак не могла понять, за какие такие заслуги она отказывается от своей беспроигрышной роли и уступает ее мне.

– Ну, это чтобы ты не расстраивалась, – сладко пропел мне папа.

О том, что тетя Зина на девятом месяце и выпускать ее к детям в таком виде неэтично, папа умолчал. Умолчал он и о том, что Снегурку искали на протяжении полугода и даже за тройной отгул ни одна из сотрудниц не соглашалась побыть в этой роли. Короче говоря, родитель мой обо всем умолчал, поэтому к исполнению обязанностей я приступила в абсолютном неведении и некоторой эйфории.

31-го утром к нам в дверь вошли двое. В Деде Морозе я сразу же узнала соседского дядю Лешу. В папашкиной организации он числился кем-то вроде старшего техника, был лохмат и удручающе молчалив. Из-за дяди Леши выглядывал водитель Юрик.

– Готова? – хором спросили они у папы.

– Готова, – ответил им он и выставил меня из-за спины. Несмотря на то что под голубым снегуркинским зипуном было толстое драповое пальто, а великоватый кокошник сползал на нос, из меня получилась вполне себе лубочная Снегурка. Маленькая, беленькая, с косой до задницы – все как положено.

– Ты стихи-то выучила? – строго спросил дядя Леша, запихивая меня в машину.

– Выучила, – пискнула я.

– А много?

– Очень-очень много, – еще раз пискнула я, перепугавшись, что роль уплывает из-под носа.

– Это хорошо, – обрадовался дядя Леша и замолчал.

У двери первой квартиры мы были через десять минут.

– А кто это к нам пришел? Дед Мороз со Снегурочкой пришел! – запричитала встретившая нас семья и выпихнула в прихожую детей.

– Я Дед Мороз, я подарков вам принес! – пробасил дядя Леша. – А вот Снегурочка, моя внучка.

При слове «внучка» Мороз отвесил мне увесистый пендель, который я восприняла как сигнал к началу действа и немедленно принялась читать стихи.

К концу первого стихотворения, когда лупоглазые малыши более или менее осмелели, я с изумлением обнаружила, что дяди Леши в прихожей нет.

«Наверное, так задумано по сценарию, – подумала про себя я. – Он, видимо, сейчас откуда-нибудь неожиданно выскочит».

Но прошло пятнадцать минут, а дядя Леша все не выскакивал.

Еще через пятнадцать минуту меня закончились стихи, а вконец осмелевшие дети стали дергать меня за шубку и требовать подарки. Потоптавшись в прихожей еще минут пять, я не нашла ничего лучшего, кроме как пройти в глубь квартиры. Дед Мороз был обнаружен мною на кухне, в компании родителей.

– Дядя Леша, а подарок? – робко сказала ему я.

– Какой еще подарок? – искренне удивился он.

– Ну, детям подарок надо… Я же Снегурочка!

– А-а-а, – протянул дядя Леша.

С явной неохотцей он встал со стула и, пожав руку родителям, направился в прихожую.

– Вот вам, дети, ваш подарок, а мы со Снегурочкой поедем дальше, – еще раз пробасил он и, взяв меня за руку, удалился.

Визиты во вторую, четвертую и седьмую квартиры абсолютно не отличались друг от друга, разве что дядя Леша заметно веселел и все чаще промахивался со стартовыми пинками.

– Знаешь что, Кать, а давай подарки ты дарить будешь? – окончательно обнаглев, предложил он мне перед дверью восьмого жилища. – У тебя это получится куда лучше.

– Давайте, – пробурчала я. К тому моменту мне стало окончательно понятно, почему никто не хочет быть Снегурочкой и где именно тетя Зина обзавелась животом.

Следующие десять квартир превратились для меня в кошмар. Как только двери раскрывались, Дедушка Мороз стремительно исчезал внутри, оставив меня на растерзание киндерам, и покидал квартиру только после того, как я появлялась на кухне и трясла списком адресов перед его носом.

Дальше было еще хуже.

Ближе к третьей части списка в дяде Леше проснулся-таки актер, певец и танцор одновременно. А как раз когда список перевалил за середину, старший техник окончательно погрузился в философию праздника. Глумливая тварь, нелепо скачущая в красном пальте и бурчащая себе под нос Баркова, менее всего напоминала Деда Мороза, но в общем бедламе этого никто не замечал. Разве что очумевшие дети испуганно впечатывались в стены и про подарки забывали напрочь.

– Дядь Леш, давайте пойдем, – робко уговаривала его я. – Уже вечер скоро.

– Какой я тебе дядя, я Дед Мороз! – безумно хохотал он и продолжал скакать дальше.

Впрочем, буйствовал дедуська недолго и еще через три квартиры упал на пол, раздолбав посохом хозяйское зеркало.

– Ты не переживай, – сказал мне Юрик, после того как утрамбовал дядю Лешу в машину. – Там адресов совсем чуть-чуть осталось – всего-то семь. Мы подарки с тобой быстренько развезем и домой поедем. Не развезем – будет мне выговор, а у меня жена.

Впрочем, как оказалось, ни выговор, ни жена не были для Юрика авторитетом, потому что он ухитрился нахлобучиться в первой же квартире.

В отличие от пьяного дяди Леши пьяный Юрик был гораздо неприятнее. Ведь именно от него зависел мой возврат домой.

– Дядя Юра, может, поедем? – попыталась было я выдернуть его из-за стола.

– Да куда же мы поедем? Я ведь выпимши уже, еще машину разобью, – глупо улыбнулся мне он.

– Но мне же домой надо. А у вас жена.

– Жена не стена, – философски заметил Юрик и отчего-то посмотрел в окно. – Ты пока тут поиграй.

За окнами начинало темнеть, стрелки часов ползли к девяти вечера, а я была совершенно одна в совершенно чужой квартире, без всяческих перспектив попасть домой в этом году.

Неизвестно, чем бы все это дело закончилось, если бы через какое-то время не раздался звонок в дверь.

«Ну все, капец, – горестно подумала я, – к ним пришли гости».

Но на пороге стояла мама. Моя мама.

Впрочем, капец стоял вместе с мамой, то ли левее, то ли правее – не помню.

Первым огреб Юрик. Сразу же по приезде домой мама набрала его домашний номер и имела короткий разговор с той самой молодой женой. Собственно, на этом месте праздник для Юрика и закончился. Молодая жена хоть водить и не умела, но оказалась по адресу уже через семь минут, и в нагрузку к румынскому галстуку «желтое на черном» Юрик получи; вполне себе русский фингал «лиловое на сизом». Следующим номером обогатился папенька.

– Мою кровиночку с алкашней отпустил! – визжала мама, аки свинья на бойне, и махала руками в области папенькиной физиономии.

Папенька смущался, словно школяр на сольфеджио, и топтался с ноги на ногу.

– Она, Галенька, сама хотела… То бишь у нее вначале на школьной елке не получилось, – попытался было отмазаться родитель.