Онлайн книга «Федерико Гарсиа Лорка. Стихотворения. Проза. Театр»
|
Мать. Перестань, я сказала. (Останавливается в дверях.) Никого в доме… (Проводит рукой по лицу.) Сын бы ответил. Но сын мой теперь – горстка сухих цветов. Сын мой теперь – отголосок за холмами. (Соседке, с яростью.) Ты замолчишь? Я не хочу слез в моем доме. Твои слезы льются из глаз, а мои, когда останусь одна, хлынут из земли, из моих корней, поднимутся от самых ступней и обожгут, как кровь. Соседка. Пойдем ко мне, нельзя тебе здесь оставаться. Мать. Я останусь. Я так хочу. И наконец успокоюсь. Все умерли. Ночью я буду спать, спать, не боясь ни ружья, ни ножа. Другие матери кинутся к окнам, и дождь будет хлестать по лицу, а они – все высматривать в дожде своих сыновей. Я не проснусь. Сон мой смерзнется мраморной голубкой и снежными цветами окропит могилы. Нет, не могилы, не могилы! Земля, колыбель земная приняла их и колышет в небе. Входит Женщина в трауре. Сделав несколько шагов, останавливается и преклоняет колени. Мать (соседке). Довольно! Вытри слезы. Страшные дни впереди. И я никого не хочу видеть. Никого. Земля и я. Мои слезы и я. И эти четыре стены. Ай! Ай! (Садится и смолкает, оцепенев.) Соседка. Себя пожалей! Мать (вскинув голову). Я должна держаться достойно. Придут люди. Я не хочу, чтоб они видели мою нищету. Я нищенка! Женщина, у которой нет даже сына, чтобы прижаться губами! Входит Невеста в черном плаще. Она без венка. Соседка (увидев Невесту, в негодовании). Ты? Невеста. Я. Мать (соседке). Кто это? Соседка. Не узнаешь? Мать. Узнала. Потому и спрашиваю. Но лучше бы не узнавать: не впилась бы зубами в горло! (В ярости кидается к Невесте, но вдруг останавливается.) Погляди! Она пришла сюда, она плачет, а я спокойна, я не вырвала ей глаза! Что со мной? Или я не любила сына? А честь? Где твоя честь? (Бьет Невесту. Та падает.) Соседка. Ради бога! (Пытается оттащить ее.) Невеста (соседке). Оставь ее! Пусть убьет меня – пусть меня похоронят рядом с ним. Я за этим пришла. (Матери.) Но не рукой бей, а железным крюком, серпом бей, пока не сломается, да посильнее, чтоб кости захрустели! (Соседке.) Оставь ее! И пусть она знает: я чиста, пускай безумна, но чиста. Такой и сойду в могилу. Знай, никто, ни один мужчина не видел белизну моей груди. Мать. Молчи! Что мне до того? Невеста. Да, я бежала с другим. (С тоской.) И ты бы тоже – ты бы тоже бежала! Огонь жег меня, язвы разъедали мне тело и душу, и от сына твоего – водяной струйки – я ждала детей, силы, земли, а тот, другой – темный поток, уносящий ветви, настигал меня шелестом тростников, рокотом вод. Я шла к твоему сыну – холодному ручью, – но тот, другой, насылал стаи птиц, и они не пускали меня, и осыпали инеем мои раны, раны бедной отцветшей девушки, иссушенной огнем. Я не хотела! Ты слышишь? Я не хотела! Я выбрала твоего сына, я не обманывала его, но руки другого подхватили меня, как штормовые волны, и я покорилась. Не могло быть иначе. Не могло! Я покорилась бы, даже если б успела состариться, даже если бы все дети твоего сына вцепились мне в волосы. Входит Соседка. Мать. Не ее вина! И не моя. (С горечью.) Так чья же? Никчемна та женщина, что бросает свадебный венок и цепляется за край постели, которую согрела другая. Невеста. Молчи. Я пришла к тебе – так отомсти. Погляди, у меня тонкая шея – лилию в саду, и ту сломать труднее. Отомсти, но не говори таких слов. Я чиста, чиста, как новорожденная. И я сумею доказать. Зажги свечи. Поднесем руки к огню, ты – за сына, я – за свою честь… Ты отдернешь первой. Входит другая Соседка. Мать. Что мне твоя честь? Что мне твоя смерть? Что мне вся суета земная? Благословенна рожь – под ней мои сыновья. Благословен дождь – он омывает мертвых. Благословен Бог, ибо с ними нас упокоит. Входит третья Соседка. Невеста. Позволь мне плакать с тобой. Мать. Плачь. Но у двери. Входит Девочка. Невеста стоит у двери, Мать – на середине сцены. Жена (войдя, останавливается слева) Был ты статный наездник, стал ты скошенным лугом. Кочевал ты горами по торгам и подругам. Лунный мох теперь чахнет на лице твоем смуглом. Мать. Материнский подсолнух, мое солнце земное! Принесут тебе шелку, чтобы лег пеленою, горький цвет олеандра для креста в изголовьи, и плакучую воду вложат в руки сыновьи. Жена. Этот груз не по силам четверым, молодым и красивым. Невеста. Это смерть издалече несут их усталые плечи. Мать. Ах, подруги… Девочка (в дверях). Заносят обоих. Мать. Все едино. Все кончено. Крест. Женщины. Слаще терний и креста имя сладкое Христа. Невеста. Помоги Он мертвым и живым. Мать. Нож, родные, неприметный ножик в день и час, загаданный судьбою, двух мужчин, загубленных любовью, свел между собою. В ширину ладони этот ножик, но в живое тело, ледяной пронизывая дрожью, входит до предела, до того последнего предела, где, как повилика, сплетены слепые наши корни сердцевиной крика. Невеста. Этот ножик соскользнет с ладони змейкой в поле, рыбкою в затоне, но в ночи, загаданной судьбою, во втором часу, на дне лощины в мох зарылись восковыми ртами гордые мужчины. Мать. И всего-то в ширину ладони, но в живое тело острие, пронизывая дрожью, входит до предела, до того последнего предела, где темно и дико, сплетены слепые наши корни сердцевиной крика. Женщины, стоя на коленях, рыдают. Занавес. Конец трагедии. |