Онлайн книга «Дублинцы»
|
Стивен ответил, что нет. – Лучше всего тебе пойти на исповедь днем. Завтра Вознесение, и наверняка вечером сегодня церкви полны народа, там все, кто откладывали пасхальный долг до последнего. Удивительно, как это у людей нет стыда. Видит Бог, у них с Пепельной Среды было предовольно времени, чтобы не ждать двенадцатого часа для приобщения к Господу… Я это не о тебе, Стивен. Я знаю, ты готовился к экзаменам. Но те, кому делать нечего… Стивен ничего на это не отвечал, продолжая старательно выскребать остатки яйца из скорлупы. – Я уже исполнила пасхальный долг – в Великий Четверг – но утром я снова подойду к алтарю. У меня сейчас обет девятидневной молитвы, и я хочу, чтобы ты, причастившись, присоединился к моему особому прошению. – Какому особому прошению? – Ты понимаешь, милый, я так тревожусь за Айсабел… Я прямо не знаю, что думать… Стивен «в сердцах» пробил ложечкой дно скорлупы яйца и спросил, нет ли еще чаю. – В чайнике больше нет, но я быстренько вскипячу еще. – Да ладно, не надо. – Что ты, это совсем минутка. Стивен не возражал, чтобы она поставила воду, это ему давало время, чтобы закончить разговор. Его сильно злило, что мать пытается втащить его в русло благонамеренности, используя здоровье сестры как средство. Возникало чувство, что такая попытка оскорбляет его честь и освобождает от последних доводов внимательной сыновней почтительности. Мать поставила воду, и вид ее был уже менее тревожным, как если бы она прежде ждала решительного отказа. Она попробовала даже перейти на непринужденную беседу в стиле религиозных матрон. – Завтра мне надо бы постараться вовремя попасть в город, успеть к торжественной мессе на Мальборо-стрит. Завтра великий церковный праздник. – Почему это? – спросил Стивен с улыбкой. – Вознесение Господа нашего, – торжественным тоном ответила мать. – А почему это великий праздник? – Потому что Он явил Свою Божественность в этот день: Он вознесся на небеса. Стивен принялся намазывать масло на хрустящую горбушку, меж тем как черты его складывались в решительное выражение враждебности: – Откуда же он отчалил? – С Масличной Горы, – ответила мать; под глазами у нее появились красные пятна. – Головой вперед? – Что ты хочешь сказать, Стивен? – Хочу сказать, что, пока он долетел, у него, наверно, голова закружилась. Почему он не полетел на воздушном шаре? – Ты хочешь глумиться над Господом нашим, Стивен? Клянусь, я думала, у тебя хватит разума, чтобы не пасть до такого языка: так говорят одни люди, способные верить только в то, что под носом. От тебя я такого не ожидала. – Скажи, мама, – произнес Стивен между жевками, – ты мне в самом деле хочешь сказать, что ты веришь, будто наш друг воспарил с той горы, как про него говорят? – Да, верю. – А я нет. – Стивен, что же ты говоришь? – Это абсурд, цирк. Он является в мир Бог весть как, ходит по воде, выбирается из могилы и отправляется по воздуху с холма Хоут. Что это за чушь? – Стивен! – Я в это не верю, а если б верил, это не было бы моей заслугой. Что я не верю, в этом тоже нет заслуги. Это просто чушь. – Самые просвещенные учители Церкви в это верят, и для меня этого вполне достаточно. – Он может поститься сорок дней. – Бог может все… – Сейчас на Кэйпл-стрит дает представления один парень, который говорит, что он может есть стекло и железные гвозди. Он называет себя «Человек-устрица». – Стивен, – сказала мать, – я боюсь, что ты потерял веру. – Я тоже боюсь, что это так, – ответил Стивен. С видом, расстроенным до предела, миссис Дедал беспомощно опустилась на ближний стул. Стивен сосредоточил внимание на воде и, когда она вскипела, налил себе еще чашку чаю. – Никак я не думала, что до такого дойдет, – сказала мать, – чтобы кто-то из моих детей потерял веру. – Но ты уже знала с каких-то пор. – Как я могла знать? – Знала. – Я подозревала, что-то происходит неладное, но мне в голову не могло прийти… – И ты все-таки хотела, чтобы я принял причастие! – Конечно, сейчас ты не можешь принять причастие. Но я думала, ты исполнишь пасхальный долг как все годы до этого. Я не знаю, что тебя совратило с пути, наверно, книги, которые ты читаешь. Твой дядя Джон – его тоже в молодости совратили книги, но только на время. – Бедняга! – произнес Стивен. – Ты же воспитывался в религии и вере, у иезуитов, в католической семье… – В весьма католической! – Ни у кого из твоих родных, ни с отцовской, ни с моей стороны, нет в жилах ни капли какой-нибудь другой крови, не католической. – Что же, я положу начало в нашей семье. – Тебе давали слишком много свободы. И в результате ты делаешь что вздумается и веруешь во что вздумается. – Я, например, не верю, что Иисус был единственным во все времена, кто имел волосы совершенно каштанового цвета. – Ну и что? – Как и в то, что он был единственным, кто имел рост в точности шесть футов, не больше и не меньше. – Ну и что? – А то, что ты в это веришь. Давным-давно я слышал, как ты это говорила нашей няньке в Брэйе – помнишь няню Сэру? Миссис Дедал нерешительно встала на защиту традиции. – Так говорят. – Ах, говорят! Говорят очень много чего. – Но тебя не заставляют в это верить, если не хочешь. – Покорно благодарю. – Все, во что тебе предлагают верить, это слово Божие. Вспомни прекрасное учение Господа нашего. Вспомни собственную свою жизнь, когда ты верил в это учение. Разве ты тогда не был лучше, счастливее? – Возможно, тогда это было хорошо для меня, но сейчас это для меня абсолютно бесполезно. – Я знаю, что неладно с тобой – ты впал в гордыню разума. Ты забываешь, что мы всего лишь черви земные. Ты думаешь, что ты можешь бросить вызов Богу, лишь потому что злоупотребил талантами, которые тебе Он же дал. – Я считаю, Иегова получает слишком большое жалованье за суд над людскими помыслами. Я его хочу отправить на пенсию по старости. Миссис Дедал встала: – Стивен, ты можешь говорить таким языком с приятелями, кем бы они там ни были, но я тебе не позволю говорить так со мной. Даже твой отец, о котором так дурно говорят, не богохульствует так, как ты. Ты, наверно, связался с кем-нибудь из этих студентов… |