Онлайн книга «Девушка сбитого летчика»
|
– Совсем очумела? Я серьезно! Соберись! – Ладно. Тогда красив… э-э-э… по-мужски: в шрамах, крупный, с сильным разворотом плеч, с длинными ногами спринтера, в прошлом – хоккеист. Олигарх – однозначно. Они все олигархи, других нам не надо. Жена умерла от рака. – Я смотрю в потолок в поисках вдохновения. – Ага. И ребенок! Девочка. А на фиг шрамы? – Для романтики. Когда-то он защитил девушку от хулиганов, разогнал или даже замочил половину, но они, убегая, успели ранить его ножом. А его девчонка – невоспитанная уродина, издевается над прислугой, садовником и гувернантками! – Анюта, было уже вроде, – сомневается Баська. – Было, было… ну и что? Все уже было. Один он, что ли, такой? – Ну, ладно, допустим. И героиня… как бы это… не очень красивая? – Не очень? Не то слово! Форменная уродина! Ужасно одета, не намазана, не причесана, с грубыми руками, несчастная, учит сестру в институте, на себя – ноль внимания, носит старую кофту своей бабушки. Нанимается в горничные к олигарху. И все ее унижают – особенно сам олигарх и его дочка. Эта девчонка – вообще изверг. – Ага! – Проворные Баськины пальцы так и летают. – Он ей грубит, швыряет тарелки, задерживает зарплату, а она только плачет, нос красный, голос насморочный. – Перебор вроде, – задумывается Баська. – Нормально. Надо сгустить краски, а потом… Может, он вообще хочет пробудить в ней самоуважение, растолкать, ну, там, чтобы она проявила чувство собственного достоинства, понимаешь? А то она такая жалкая и несчастная… и чтобы бросила в него тарелкой или хотя бы выругалась. А на самом деле он хороший. – Ты так думаешь? – сомневается Баська. – Я так не думаю, – твердо говорю я. – Но есть законы жанра! Пер аспера ад астра! Через тернии к звездам, или из Золушки в принцессы. Точка. – А как он в конце концов обратит на нее внимание? – перебивает она. Я соображаю. Потом выкрикиваю: – Знаю! По ночам она подрабатывает в ночном клубе стриптизершей! – Чего?! – А чего? Нормально. Тут можно шикарные сцены – везде позолота, публика в вечерних туалетах, и стриптизерша… с фигурой! В одних трусиках, золотых, с бахромой. Стрингах. И он в нее влюбляется. Но не узнает. – А дочка как? – Баська, похоже, заинтересовалась. – Дочка? Ну, допустим… допустим… она увидела, как горничная репетирует в своей комнате, и пришла в восторг, и поняла, что тоже хочет стать стриптизершей. Тут они и подружатся и начнут репетировать вместе. – (Баська фыркает). – И вообще, она тоже хорошая, но папа не обращает на нее внимания, все время занят, и она, чтобы привлечь его внимание… – Ага, – скептически хмыкает Баська, – чтобы привлечь его внимание, достает обслугу и гувернанток? – Ну… да! А что? Скажешь, нет правды жизни? – И папа-олигарх нарадоваться не может, что дочка вдруг стала делать уроки и не грубит и вообще стала похожа на человека, да? – Ну! А потом оказывается, что девушка, на которую когда-то напали хулиганы, это на самом деле горничная-стриптизерша, но они друг друга не узнаю́т! – Не узнаю́т, как же! Совести у тебя нет, – бросает Баська. – Ну, да ладно, не «Война и мир»! Погнали! И так далее и тому подобное. Творчество, однако! …Папа Владик улетел на крыльях любви, оставив мне Веню с парчовой торбой и музыкальным инструментом. Веня деловито вытряхивает деньги из торбы на журнальный столик, смотрит на меня. – Давай посчитаем, – предлагает он. – Ты разве не считал? – Папа считал, но я уже забыл. – Он хитрит, прекрасно он помнит, но ему приятно еще раз подержать в руках свои сокровища. Смотрит на меня умильно. – А что ты хочешь купить? – спрашиваю. – Машину! Только папа сказал, еще мало. Пойдем в парк? – В глазах его – ожидание. Я раздумываю, что ответить, призывая на помощь все читанное или слышанное. Педагог из меня – как китайская танцовщица – сравнение из репертуара Баськи. Раздумья мои прерывает дверной звонок. Легка на помине, Баська вламывается в прихожую, вихрем проносится в гостиную, со стоном падает на диван и теряет сознание. Веня испуганно смотрит на меня. – Ничего, Венечка, – говорю я, – тетя очень быстро бежала и… – Я ее отравила! – заявляет Баська утробным голосом, не открывая глаз. – Посреди семинара по удалению мозолей. – Чем? – «Тайдом»! – И она… согласилась? – Вопрос – глупее не придумаешь. Она открывает глаза, внимательно смотрит на меня: – Нет. Но я ее убедила. – И где же она? – Я все еще не верю. – Дома. Приехал Воланд и забрал тело. Неужели правда? Я с сомнением смотрю на Баську. Она мрачна, раздувает ноздри и не накрашена. Последнее обстоятельство пугает меня. Баська даже мусор выносит при полном параде – под девизом «никогда не знаешь». – Ты… это… правда? – Чья-то липкая холодная ладошка скользит по спине. – Бася! Ты… с ума сошла? – Не бойся! Тебе что, ее жалко? – Нет, но… ты шутишь? Конечно, жалко! – Какие тут шутки! – И что… теперь? – Теперь в тюрягу. Будешь свидетелем защиты, скажешь, что… ну, в том смысле, что она сама напросилась. Суд присяжных меня оправдает, надеюсь. – А кого она отравила? – спрашивает Веня. Тут только Баська его заметила: – А ты чего тут? – Меня папа привел! – С каких щей? – Чего? – не понял Веня. – Тетя шутит, – вмешиваюсь я. – Это у нее такие шуточки. Не обращай внимания. – А где кормилец? – Это мне. – В ночном. Веня, ты не видел Филиппа? – Я пытаюсь отвлечь ребенка, предчувствуя последующую Баськину реплику. Филипп – мой кот, толстый вальяжный полукровка, сиамец пополам с персом. Сиамо-перс. Или персо-сиам. Проявляющий активность лишь в одном случае – при виде Вени. Говорят, собаки любят детей. Всяких. Филипп даже в этом противоположен собаке. Он бежит прятаться. – Он спрятался, – говорит Веня. – Иди поищи, – предлагаю. – У них в богадельне ночные смены? – спрашивает Баська. – И ты повелась? – Какая разница, – говорю. – Он что мне, муж? Или любовник? – Им всегда легче, – вздыхает Баська. – Даже самый занюханный кому-то нужен. У тебя водка есть? – Есть. – А мозоли? Я вытаращиваю глаза: |