
Онлайн книга «Рад, почти счастлив...»
Иван внимательно слушал Мишу. Ему вдруг стало жаль, что он ни разу не предпринял попытки заглянуть за двери Мишиной театральности. А теперь уже, видно, время ушло. – Поеду, поеду на Чёрное море! – заключил Миша, поднимаясь из-за столика. – Там люди хотя бы ценят хорошие помидоры. – А вы не хотите взять с собой на Чёрное море щенков? – вдруг вспомнил Иван. – Вырастут псы – будут охранять помидоры! – Щенков? – переспросил Миша. – Хорошо бы еще ворон, синиц, воробьёв. Знаете ли, в Москве полно желающих эвакуироваться. Нет, не могу. На Чёрное море следует уезжать в одиночестве. – А, может, не надо так далеко? – спросил Иван на прощанье, уже застегивая куртку, – Поехали бы лучше к нам на дачу! У нас там участки продаются, у леса. Были бы с вами соседями. Он заметил, что предложение о соседстве ободрило Мишу, но всё-таки тот не сдался. – Вы поймите, уехать недалеко – какой смысл?Больше возражений у Ивана не нашлось. Он вышел из Мишиного тепла, перед ним была снежная улица и меж сугробов – плачущий тротуар. С утра его посыпали солью, и теперь он стал такой ясноглазый, летний! На полпути к метро закапал редкий дождик. Под этим дождём чудесно Ивану подумалось: вот, он Зиму перевёл через мостик и отпустил! В целости Иван довёз свою «пасхальную радость» до дому, а когда заходил во двор, ему вспомнилось утро – шампанское, Оля, и то, как гадал, чем хорош этот день? А вот, чем! Свернув на детскую площадку, он сел на лавочку и позвонил Оле. Ему захотелось узнать, как её давление, и не нужно ли откуда-нибудь встретить Макса. – А может это тебя нужно встретить? – спросила Оля. – С чего это ты вдруг озаботился? Она была дома и, за минуту одевшись, спустилась во двор. Иван поглядел на её бледное лицо, в котором от болезни проступила нежность, и подумал: «Буквально Ассоль!» – Ну! – сказала «Ассоль», остановившись у лавочки и достав сигареты. – Давай, говори, я слушаю. Мне сегодня было так погано, что я теперь полна доброты. Что у тебя? На какой-то миг Ивана окатило стыдом – что Оля так легко его разгадала. Он хотел было соврать: «ничего». Но не смог отказать себе в удовольствии похвастать правдой. – У меня был хороший день! – сказал Иван. – Во-первых, дедушке получше. Потом, утро было, ты помнишь, – сплошное солнце. У гаража расчистил снег… Зашёл к Мише в кафе. Он вроде бы так Москву обожал, а всё-таки и его доконали. Собрался на Чёрное море. Да, и ещё! Ко мне на бульваре подошла собака! Я ей купил пельмени. Говорили с одной женщиной, которая их кормит. – Ну, ты, как всегда, патетичен без предела, – заметила Оля. – Ты что думаешь, ты доброе дело сделал? У тебя просто новая форма эгоцентризма. Ты пойми, все эти кормильцы, они их кормят – для-се-бя! Иван рассмеялся. – Форма эгоцентризма, говоришь? – переспросил он, резко поднялся со скамейки и, обхватив Олю руками со сжатыми кулаками, крепко к себе прижал. Не касаясь ладонями, ничего не говоря объятием, он продержал её так секунд десять. – Я тебя сигаретой прожгу, – крикнула Оля, с трудом высвобождая руку. Иван, смеясь, её отпустил. – Ну и что это за выходка? – сказала она, очутившись на свободе. – Думаешь, ты меня осчастливил? – Да, – сказал Иван. – Думаю, что да. Тебя, себя… Конечно! Мы очень, очень близкие люди. – Я пойду в аптеку, – сказала Оля. – Мне надо купить кордеамин. – А это что такое? – спросил Иван, в силу семейных обстоятельств интересовавшийся фармацевтикой. – Это чтобы вместо восемьдесят на пятьдесят стало девяносто на шестьдесят, – объяснила Оля. Вдвоём они дошли до аптеки и обратно, ни о чём почти что не поговорили и простились в большом согласии. Иван шёл от лифта смеясь, гадая, где у этого дня дневник, чтобы влепить ему за каждый предмет пятёрку!– Ну как, поговорили? – спросила Ольга Николаевна, когда её сын вошёл в дом. – Да в общем, нет. Просто прогулялись. Купили «кордеамин»… – отозвался Иван, улыбаясь самой безмятежной за последние годы улыбкой. – Какой «кордеамин»! Я тебя о конференции спрашиваю! Иван посмотрел на маму обескуражено, понемногу припоминая, о чём она ведёт речь. – Мама, я забыл! – наконец произнёс он. – Вылетело начисто! Как считаешь, надо, наверное, извиниться, или уже всё равно? Схватив мобильный, он нашёл номер своего научного руководителя и позвонил. – Дело в том, что я тут встретил… – объяснялся он, – совершенно вылетело из головы!… Нет, конечно, не ерунда, а свинство! Но я подумал – это и к лучшему. Не надо никакой конференции. Мне кажется, то, чем мы в институте занимаемся, это и вообще нехорошо, потому что уводит человека от ясной мысли и доброго дела в какие-то заросли… Выслушав ответную реплику, Иван зажмурился, извинился ещё раз и нажал «отбой». Ему было стыдно, но не слишком.– Ну, и кого ж ты встретил? – спросила Ольга Николаевна, когда он договорил. Иван посмотрел с удивлением, не выйдя еще из разговора. – Ты сказал «я тут встретил». Кого же? – Ольге Николаевна хотелось блеснуть проницательностью, но она боялась ошибиться. Главная её версия была – в Москву прилетела Бэлла. – Собаку! – неожиданно ответил Иван. – Собаку? И что? – На бульваре встретил собаку. А потом мы с Мишей пели псалмы. – Какие еще псалмы? – начинала сердиться Ольга Николаевна. – Обыкновенные! – сказал Иван, смеясь над мамой. – Во славу Божьего мира! И зря вы все меня стыдили – нет никакой ошибки. И не надо никуда дёргаться. Так и буду жить, как жил, ясно? – заключил он. – Господи, что же это такое! Не человек, а несчастье! – воскликнула Ольга Николаевна, и Иван, успокоенный, вольный, пошёл к себе за компьютер. Сегодня ему ещё предстояло трудное дело – написать Бэлке. Собственно говоря, ничего судьбоносного он не сообщил ей в своём послании. Извинился, что зря потревожил с венскими культурологами. Сказал, что намерен бросить, потому что их научный труд сильно проигрывает в человечности любой собаке. Не удержавшись, написал и о «яслях». Ему казалось, нескольких правдивых фраз должны всё объяснить ей.В ту ночь радость дня не отдавала тоской, как это было обычно. Иван засыпал с миром в душе – как будто жизнь его обняли и разом сняли всю маяту. Он проснулся перед рассветом, разбуженный сильным шорохом, идущим со стороны улицы. Споткнувшись о стул, Иван пробрался к окну, дёрнул створку, и обомлел – город таял. Как, бывает, тайком от детей разбирают ёлку, так Москва втихомолку, ночью, снимала с себя снег. Ничто не спало – всюду шуршало, постукивало, облака источали реденький дождь. Пахло водой и гнилью, как будто гигантское илистое озеро проступило из-под земли. |