Онлайн книга «Файф-о-клок»
|
– Вы слышали, что с пятнадцатого июня и по первое сентября отключат горячую воду? – спросила балерина. – Вонючая профилактика! – посетовал Андрей Степановитч. – Я, граждане, в стиральной машине моюсь! – доверительно сообщил дворник. – Как это? – удивился балерина. – Обыкновенно, – ухмыльнулся дворник. – Ставлю на шерсть в режиме кипячения. А как вода нагреется – сливаю в корыто! – И как шерсть? – поинтересовался Андрей Степановитч. – Не свалялась? – Блестит! – похвастался дворник и основательно похлопал себя по груди. – Не приведи господи! – ужаснулась балерина. – А разве трудно купить водогрей?! Дворник звучно почесался, поскребся и покряхтел. – Водогрей предназначен для балерин и вшивой интеллигенции, – пояснил дворник. – А нам достаточно – в унитаз попадать… – Хам! – оскорбилась балерина. – Как можно про унитаз при даме?! – Ну так давайте споем Девятую симфонию Бетховена! – предложил дворник. Андрей Степановитч интеллигентно воздержался, а дворник загорланил «Оду к радости»: Кто презрел в земной юдоли! Теплоту душевных уз!.. – Помогите! – воскликнула балерина. – Я тут с двадцать четвертого года езжу! – Но тем не менее поддержала: Тот в слезах, по доброй воле! Пусть покинет наш Союз!!! Последнюю музыкальную фразу дворник и балерина повторили трижды, словно заезженная пластинка: – Пусть покинет, пусть покинет, пусть покинет – наш Союз!!! И если Андрей Степановитч прежде не помышлял об эмиграции, то теперь вынужден был призадуматься. – Я, вероятно, воспользуюсь вашим предложением, – прогундявил профессор, раскланялся с балериной, вышел из шкафа… И не узнал своего кабинета. Исчезла репродукция «Гумно» с картины Венецианова Алексея Гавриловитча. Зато появилось изображение «Лев Николаевитч Толстой на воркутинской пашне». Чуть поодаль расположилась доска объявлений «Их бин разыскивает Дзержинский», где фотороботы отчаянно напоминали Александра Сергеевитча с няней, няню с кружкой и Александра Филипповитча, по фамилии Македонский, верхом на Фру-Фру. – Присаживайтесь, Андрей Степановитч, – очень вежливо сказала красотка. Теперь она выглядела как выглядела. С короткой стрижкой и в офицерском мундире – на голое тело. То есть от лацкана до лацкана рассматривать красотку было интереснее, чем от уха до уха. – Куда уставился, гадина-сволочь?! – цыкнула красотка на Андрея Степановитча. – В глаза смотреть, в глаза!!! От резкого окрика профессор вздрогнул и стал таращиться, как положено, рискуя надорвать себе зрительные нервы. – Вы обвиняетесь в распространении заведомо ложных сведений, – сообщила красотка профессору Радзивиллу. – Статья пятьдесят восьмая, часть прим! Антиантичная пропаганда! – Какая-какая? – переспросил ошалевший Андрей Степановитч и осторожно присел на краешек стула как подмоченный. – Такая-такая! – передразнила профессора красотка и снова заорала: – Встать, гадина-сволочь, когда с тобою старший по званию разговаривает!!! Перепуганный профессор вскочил со стула и вытянулся во фрунт, хотя никогда не служил и тем более – не привлекался. – Это, между прочим, от восьми до пятнадцати, – пояснила красотка содержание «антиантичной» статьи. – Садитесь, пожалуйста. Андрей Степановитч покосился на доску объявлений, где «их бин Дзержинский» уже разыскивал профессора Радзивилла. – Присаживайтесь, – повторила красотка. – Что вы болтаетесь, как спектральный анализ?.. – Какой-какой? – не понял Андрей Степановитч, как будто у него заело. – Вот заладил! – вздохнула красотка, а профессор на всякий случай присел – и таким образом оседлал случай. – Мы тут собрали вещественные доказательства, – продолжала красотка, – и готовы приобщить их к делу… А еще раз переспросишь, гадина-сволочь, «какие-какие вещественные доказательства» – получишь по морде! Это понятно?! – Так точно! – прогавкал Андрей Степановитч и опять подскочил как урод тряпочный. Красотка вытащила из пачки оба тома профессорских «Аналогий» и для начала – поплевала на пальцы. – Покурить-оправиться не желаете? – спросила она. – До обвинительного приговора? – Никак нет! – отвечал профессор, хотя многие на его месте воспользовались бы этим предложением: покурить, оправиться, откупорить шампанского бутылку, перечитать «Женитьбу Фигаро»… – Одобряю! – сказала красотка. – К чему тянуть время?.. – И моментально огласила решение суда: – Расстрелять Радзивилла Андрея Степановитча! Как личность, несовместимую с протоколом! – За что, люди добрые?! – развопился профессор. – У меня научная статья! От восьми до пятнадцати! – Ага, – сказала красотка. – Значит, все-таки желаете оправиться? И, снова поплевав на пальцы, пролистнула первый том «Аналогий» до нужного места. – Страница семьдесят пятая! – сообщила она. – Здесь у вас странное мнение о богине Гекате. И вообще – о загробной жизни. Андрей Спепановитч стал припоминать античные источники, где богиня Геката представлялась трехликой и слыла покровительницей всякой нечисти и колдовства. К несчастью, он сравнивал ее с Бабой-Ягой из русского народного эпоса… – А какое это к вам имеет отношение?! – попробовал выкрутиться Андрей Степановитч. Но красотка посмотрела на профессора столь выразительно, что Андрей Степановитч возблагодарил Господа, что не полез в научные дебри и не стал уточнять – сколько Бабе лет относительно прототипа. – Я Геката Триодитис, богиня перекрестков, матюжница и приколист, – представилась красотка. – Скитаюсь в сопровождении собак и призраков. Правда, в последнее время предпочитаю «Harley Davidson», потому что на собаках далеко не уедешь… А вы пишете о каком-то «Видении святой Феодоры» и яйцах Кощея Бессмертного… Но главное, позвольте заметить, моими атрибутами считаются факел, бич и змея – а не кокошник… «А у меня – композитор Глюк!» – подумал Андрей Степановитч и радостно заулыбался. Потому что ощутил необычайную легкость, как будто его накачали гелием. – Надолго к нам пожаловали? – бодренько осведомился профессор. – С мужем или с детками? А может, путешествуете в романтическом одиночестве? Геката расхохоталась. – А вы совсем распоясались, Андрей Степановитч! – определила она. – И надо бы за вами приглядывать, да думаю, что Мария Симеоновна с этим справится лучше… Профессор Радзивилл живенько представил себя в инвалидном кресле и Марию Симеоновну в халатике сестры милосердия. Видение наполовину приятное – по части халатика и отвратительное – по части слюнявых пузырей, которые ненамеренно выдувал Андрей Степановитч. |