Онлайн книга «Шахта»
|
– Какой ты, Сашенька, мрачный сегодня, случилось чего? – спросила его раздавальщица в столовке, прыщавая застенчивая девушка, всегда накладывавшая ему побольше и повкуснее. Он презрительно глянул на нее и отвернулся. Удобный случай представился незамедлительно. Воскресным вечером они с Кондратовым и его хорошим знакомым, Романовским, директором городского кинотеатра, направлялись в пивную. Пива Сашок не понимал и не любил. Он считал, что на вкус оно неприятно горчит и вообще отдает хозяйственным мылом. Зато он обожал воблу, ароматный газетный кулек с которой Романовский нежно прижимал к своей могучей груди. Итак, они продефилировали по парку мимо пруда, в котором до революции, по слухам, водились лебеди, а в ту пору – уже одни только лягушки, неумолчно оповещавшие о бессмысленном своем существовании. Трое мальцов, соорудив из чего попало плот, возились на самой середине. Вдруг один из них упал в воду. Плот тут же весь расползся, развалился на отдельные доски, ящики и такое прочее. Те двое, что еще оставались на нем, не растерялись и уцепились за автомобильную камеру. Но первый, очевидно, тонул. Он беспорядочно колотил руками по воде, рассыпая вокруг себя веера радужных брызг. Народ на аллее окаменел и наблюдал безмолвно. – Если б не нога, – тихо произнес директор кинотеатра. «Вот же оно! – пронеслось в голове у Сашка. – Сейчас… только вот плаваю я неважно… Надо раздеваться! – и он начал расстегивать пуговичку на воротничке рубашки. Пуговичка упорно не поддавалась. – Или сначала вокруг обежать? Вроде с той стороны ближе?» Тут от толпы отделился один тип, известный хулиган и вообще – блатной. Сбросив лакированные штиблеты, он как был, в пиджаке, вошел в воду. У берега оказалось мелко и вязко. Наконец, выбравшись из топкого ила, он поплыл. Тогда люди закричали. Каждый искренне старался как-то помочь, посоветовать, куда и как надо было плыть и что потом делать. Но тот, не слушая, ухватил за шкирку барахтавшегося шкета, выволок его на противоположный берег, отвесил хорошую затрещину и тем же манером поплыл назад. Вылез, зло рыча, по-прежнему не обращая внимания на столпившихся людей, отер травой свои шикарные штиблеты, надел их и, проложив мокрым плечом дорогу, пошел прочь. Вода текла с него ручьями. – Пинжак-то хоть отожми! – крикнул один доброхот. – Нельзя сейчас отжимать. Хорошая вещь, а ежели теперь отжать, весь вид потеряет, – авторитетно высказался другой. – Эй, друг, ты пока костюмчик-то не сымай, пущай, прям на тебе сохнет, а тогда уж и сымешь! – крикнул он вслед удалявшемуся хулигану. Сашку стало обидно до слез. Он опять сдрейфил, прямо как тогда с девками, начал раздумывать, колебаться вместо того чтобы действовать. – Он герой! – мрачно подытожил он вслух, когда все трое, с гранеными кружками в руках, расположилась за пивным ларьком у одной из неструганых досок, заменявших там столики. – Какой еще герой? – не согласился Ванька Кондратов. – Чего он такого героического сделал? Сволочь он, а не герой. Вот Дядя Феликс у нас герой. Делов-то, – и Ванька с философическим видом сделал большой глоток. «Да, – подумал Сашок, – дядя Феликс, наверное, и правда герой, – вон планок-то сколько». – Дядь Феликс, – спросил он, – а это у вас что, ордена? – И ордена, – кивнул Романовский. – А какие? – Этот вот «Красного Знамени»… – О! – уважительно вякнул Кондратов. – Эти два – «Красной Звезды», этот – «Трудового Красного Знамени», еще до войны получил. Это – медаль «За отвагу»… – А те? – А те – так, тоже медали. – Много, дядь Феликс, за что вы их получили? – Не буду я, ребята, ничего говорить. Думайте себе, чего хотите, и радуйтесь, что вас там не было. Я уж так решил. Да нет, какие секреты? Нет тут никаких секретов, вообще ничего нет! Герой! Герои в земле лежат, а я всё больше по дурости. Вот она моя заслуженная награда, – и Романовский постучал по деревяшке, заменявшей ему левую ногу. – Но это же и есть настоящий героизм! Вы просто сами не понимаете! Вы потеряли ногу, ходили в атаки… – В атаки я как раз не ходил. Я батареей гаубиц командовал. – И меня тоже в артиллерию записали! – Хорошее, между прочим, дело, тут главное – голова нужна, – оживился Романовский и залпом прикончил свою кружку. – Вот однажды, помню… Нет, сказал – не буду, значит, не буду. Понимаешь, Сашок, врать уж очень не хочется. Может, в другой раз как-нибудь. Лучше притарань-ка нам с Ваней еще по кружечке. Сашок неохотно встал в хвост длинной очереди. Из своей кружки он успел только пригубить чуток. Но, вернувшись с новой порцией «Жигуля», обнаружил, что она тоже пуста. Зато Романовский с Кондратовым заметно побагровели. Видимо, у них с собой было. Сашок водки еще никогда не пил, даже не пробовал. – А с ногой, значит, что вышло? Сунулся куда не надо и ступил на что ни попадя. Очнулся в госпитале – ауфидерзейн, нету ее. – Отличная у тебя рыбешка, дядь Феликс, – похвалил Кондратов. – Не без этого. Вернулся, значит, сюда: ни жены, ни детей, в хате хмыри какие-то угнездились, а на шахте без ноги делать нечего, да не больно-то я туда и стремился. Вот, значит, в райкоме и направили киношкой заведовать. А чего? Мне нравится. – На какой шахте вы работали? – На двадцать третьей. Главным инженером. – Вот это да! – оба слушателя преисполнились глубочайшим почтением. – Мы ведь тоже с нее! – С какого участка? – С Восточного. – Ребята, это ж мой родной участок! Завязался профессиональный разговор. Уже перед тем как им уходить, Романовский, вглядываясь в донышко пустой кружки, пробормотал: – Правду про войну вам, ребятки, все равно никто не скажет. Потому что уж так мы воевали, так воевали… И ведь победили, что самое удивительное! А героизма, Сашок, никакого не бывает. Я, по крайней мере, не видал. – А любовь? – А любовь бывает! – и оба приятеля похабно заржали. На следующий день Сашок подсел в раздевалке к Кондратову и попросился в «народную дружину». – Зачем тебе? – удивился тот. – Дурак ты, Белоконь, «белоконь» и есть. Тебя не трогают, значит, живи и радуйся. Нет, он сам лезет! – Нужно мне, – не отставал Сашок. – Да пойми ты, …, не твое это. У нас такие случаи бывают, а ты и драться не умеешь! Ты у нас по ученой части, а со шпаной мы уж сами как-нибудь. – Ванька, не возьмешь – ты мне больше не друг! Как Кондратов ни ругался, ни увещевал, а взять Сашка в дружину ему пришлось. И в первый же выход тот обгадился. Они уже возвращались в опорный пункт, когда заметили подозрительную возню в кустах. Там дрались. Двое страхолюдных громил катались, рыча, по траве. Внезапно освещенные лучами фонариков, они вскочили и, не сговариваясь, бросились на дружинников. Сашок, увидав, что на него прет окровавленный бугай с финкой в руке, растерялся и, сам не понимая, что делает, побежал. Только влетев в какие-то колючие заросли, он опомнился и в полном отчаянии поплелся назад. Разглядев издали, что товарищи уже уводят хулиганов в отделение, он все про себя понял. «Теперь как в аптеке. Я действительно трус! И всю жизнь просижу по уши в дерьме». |