Онлайн книга «Лохless. Повесть о настоящей жизни. Народный роман-пародия»
|
Курт Кобейн Отдай мне мой разум, Освободи мои сны! Ты убей меня разом — Эти рамки тесны. Я умру в этих стенах, Словно раненый зверь. Я рычу в их доменах, Не найдя свою дверь. Загляни, загляни глубже: Ты увидишь раненую душу! Отпусти, я молю! Тут же Я постиг, что свою жизнь рушу. А. Ф. Швецов Опять тот же сон про неврубного жителя златоглавой. Я отбрасываю сдавившее грудь одеяло и прислушиваюсь к звукам из квартиры соседа снизу. День обещает быть хорошим. Снизу слышатся песни советских композиторов. «Починил-таки дед свой музыкально-пыточный агрегат», — думаю я и смотрю на часы. На часах шесть. «Вот, блин, жаворонок хренов!» Некоторое время я пытаюсь спрятать голову под подушкой, но, уверившись в полнейшей бесперспективности этого метода, поднимаюсь и праздно шатаюсь по квартире. Я курю, умываюсь, пью чай и готовлюсь к выходу на работу. Новогодние каникулы наконец благополучно завершились, сошли на нет, оставив после себя кучу пустых бутылок и массу трещащих с похмелья голов. На проходную я попадаю без опозданий. Тупо иду по утоптанному снегу, и меня реально давит сегодняшняя перспектива грузить эти долбаные ящики с глобусами и слушать похмельные стоны коллег. Мужики с красными постпраздничными рожами курят рядом со складом. Их морды могут соперничать с огоньками зажженных сигарет по яркости и цветовой насыщенности. Я здороваюсь со всеми и иду переодеваться. В воротах сталкиваюсь с Кондрашовой. Под распахнутым перманентным ярко-зеленым ватником две горообразные выпуклости с вызовом уставились на меня. – Доброе утро, — говорю я им и пытаюсь их обойти. – Доброе, Сергей Владимирович, — отвечают груди игривым голосом своей омерзительной хозяйки. Я перевожу взгляд с сисек на веснушчатый нос чувихи. – Что же это вы авансы раздаете неопытным девушкам, а потом в кусты? — спрашивает она, сильно краснея. – Простите, Вера Андреевна, о каких девушках речь? – Господи, да о тех, что сейчас перед вами. — Она краснеет еще больше, и щедро насыпанная пудра на ее лице становится похожей на муку. Я включаю неврубного тупицу и начинаю глазами искать «неопытных и обманутых девушек», о которых было сказано, что они находятся передо мной. – Хоть убейте, не пойму о ком речь! Да и девушек я не вижу. – Совсем ни одной не видите? – Совсем, — разочарованно повторяю я и преданно заглядываю в ее глаза. – А как же я? — полушепотом спрашивает Кондрашова. – А вот за вас не скажу. Не могу знать, видите вы их или нет. – Я говорю, что та обманутая вами девушка — это я, — голосом пятилетней олигофренички признается чувиха. – Вы? Девушка?! Вот уж никогда бы не подумал, — отвечаю я. – На что это вы намекаете? — Тон начальницы цеха меняется на противоположный. – На то, что я мог вас чем-нибудь обидеть. – А-а-а… Ну, неужели вы не видите во мне обделенную вниманием девушку? – Только врожденная скромность не позволяла мне делать это в полной мере. Сейчас признаюсь вам, что действительно вижу перед собой обделенную некоторым образом особу. – И?.. – И я все же не припомню, чтобы я вам аванс свой отдавал. Вера Андреевна смеется, застенчиво прикрывая рот с кривыми зубами. – Экий вы непонятливый. Не аванс, а авансы. Вы мне обещали, что пригласите меня после Нового года на бенале. Меня начинает дико колбасить от этого тупизма. Я реально выпадаю. – Куда?! На биеннале? — Меня прорывает, и я прусь откровенным утробным хохотом/смехом. — Никуда я вас не приглашу. Никогда! Ни на биеннале, ни тем более на ебинале! Чувиха реально меняется в лице. И без того безобразное, оно на глазах превращается в маску Бабы-яги, сделавшей пластику у неудачливого хирурга. – Что ты сказал, скотина? — кричит она мне в лицо, и я улавливаю неприятный запах ее криво накрашенного рта и все такое. – Я сказал, что в мире примерно шесть с половиной миллиардов человек. Из них больше половины — бабы. Откинем старух, детей и умственно отсталых. По крайней мере останется один миллиард баб, с которыми можно переспать. Неужели ты думаешь, что среди такого обилия телок я буду заниматься с тобой ебинале? Ты — последняя в этом списке, после старух и больных на голову. – Сволочь! Какая же ты сволочь! — Ноздри ее веснушчатого носа раздуваются так, что я удивляюсь, как они не лопаются наподобие воздушных шаров. — Мне говорили про тебя, что ты непрошибаемый, что ты железнолобый дебил. Ты урод, пластиковый чурбан! Все мужики сволочи, но ты хуже всех! – Лучше быть пластиковым чурбаном, чем резиновой куклой, от которой тянет блевать! – Собирай свое трихомудье и убирайся отсюда! Ты здесь больше не работаешь! Иди в отдел кадров и пиши заявление! Сказав на прощанье что-то типа: «Да пошли вы все…», я разворачиваюсь и топаю к проходной. Идти сейчас в отдел кадров мне абсолютно не хочется. Через три часа, проведенных дома после разговора с Кондрашовой, я четко ощущаю, что мне просто необходимо выпить. То, что произошло на складе, должно было произойти. Я рад, что наконец решился на поступок. Давно пора было что-то менять в своей жизни. Весь этот перманентный заплыв по течению в общем потоке меня реально убивает как личность. Но сейчас мне хочется залить мозги алкоголем так, чтобы смыть с них налет обыденности и плесень застоя. Я беру записную книжку и обзваниваю знакомых. На букве «Ж» я слышу радостное: «Да, чувак, дома. Подгребай скорее». Женька, с которым я не виделся года три, смеется в трубку счастливым смехом. Реально понимая, что это не от радости, вызванной моим звонком, я интересуюсь о причине безудержного веселья. – Да жену у меня «скорая» увезла, — пытаясь заразить и меня хорошим настроением, он ржет еще громче. – Понимаю, чувак. Это событие, несомненно, стоит отметить. – Да, конечно! Подгребай немедленно! Я спускаюсь из подъезда и иду в магазин за водкой. По дороге анализирую недавний разговор с Евгением. Четыре года они женаты. Никогда он вроде не жаловался. Чего это вдруг он так обрадован болезнью жены? «Чужая душа — потемки, — говорю я себе, заходя в его подъезд. — Видимо, семейная жизнь по определению не приносит радости и спокойствия. Любовь — это всего лишь фейк! Традиционные формы человеческих взаимоотношений между бабой и мужиком, именуемые браком, все эти хреновые на ощупь отношения, наверное, и на хер никому не нужны». Я вдавливаюсь пальцем в кнопку звонка. Радостная музыкальная трель слышится по ту сторону двери. Шаги стремительно идущего человека обрываются, и щелкает задвижка замка. На пороге возникает фигура, с лицом счастливейшего из смертных чувака. |