Онлайн книга «Клинок Минотавра»
|
– Дым не идет. Он обычно на выходные приезжает, если свободен. Говорит, здесь отдыхается хорошо… От Женьки требовалось кивать. Она постепенно свыкалась и с местом, оказавшимся не столь уж жутким, как ей представлялось вначале, и с самой мыслью о том, что именно в Малых Козлах ей предстоит начать новую жизнь. Машина остановилась перед белым каменным забором… нет, забор был белым когда-то, но зимние холода и весенние дожди побелку облизали. – Приехали, – возвестила Лариска. – Вот моя дача… – Это же… Женька икнула. – Кладбище. За забором виднелись кресты и памятники. – Я ж спрашивала, боишься ли ты покойников, – Лариска вышла и потянулась. – Воздух хороший здесь, чистый… там дальше тропка есть, к озеру. Сходи. Только учти, его ключи питают, поэтому вода холодная. Кладбище. Старое кладбище, заросшее лебедой и бурьяном. Деревья-свечи по периметру охраной, и разлапистая низкая черешня выглядывает из-за ограды. Тонкие ветви ее согнулись под тяжестью ягод, и Лариска, собрав горсть, протянула: – Хочешь? – А… можно? – Отчего нельзя? Отомри, кладбище как кладбище… обыкновенное. Вообще тут давненько не хоронят, а когда-то со всего района возили. Жень, ну ты что? – Я буду жить на кладбище? – Ну… да, – Лариска вытащила из багажника сумку. – Или у тебя есть возражения? Возражения у Женьки были, но какие-то несерьезные. Она ведь человек разумный, и разум этот утверждает, что нормальные люди не боятся кладбищ, тем более старых… подумаешь… это просто место… конечно, куда приятней, когда окна твоего дома выходят, к примеру, на озеро, но и кладбище – всего-навсего пейзаж. – Да не трясись ты. Идем. Лариска бодро зашагала по изрядно заросшей тропе. – Вообще раньше тут церковь стояла… видишь вон? Остатки часовни возвышались гнилым желтым зубом. – При ней, конечно, батюшка… типа мой предок. Потом церковь снесли, батюшку расстрелять хотели, но он сам помер. А вдове повезло, не тронули. Она и осталась при кладбище, навроде как смотрительницей… кстати, тут не так и плохо, только привыкнуть надо. Женька полагала, что привыкать ей придется долго. Кладбище пахло землей, травой и еще цветами. Кусты шиповника, некогда, надо полагать, аккуратные, переплелись ветвями, создавая колючую стену, из-за которой выглядывал черный обелиск. Разросшаяся рудбекия, крупная, с желтыми цветами, манила бабочек. Красиво, пожалуй… если бы не кресты, что виднелись по-над травяным морем. – Мы когда-то тут в прятки играли… а еще склеп есть, он вообще древний… где-то там, – Лариска махнула рукой в направлении леса, что сине-зеленой каймой виднелся вдали. – Туда лучше не заглядывать. – Почему? – Древний, говорю. Обвалившийся. Конечно, если тебе на кости поглядеть охота… – Неохота. – Тогда не суйся, – Лариска подошла к дому. – Вот твои владения. Дом старый, но ухоженный, деревянный, под двускатной крышей. На серой черепице виднеются моховые латки, окна укрыты резными наличниками. Блестят жестяные водостоки, покачиваются зеленые стебли лилий, укрывая лавочку, и малина стелется по дорожке. Дом выглядел уютным. – Я тут уже недели две не была, – призналась Лариска. Присев у порога, она подняла камень, а из-под камня вытащила ключ. – Так что проветрить нужно. Вода здесь есть, а готовить надо на газу. Баллон заправлен доверху, и в сарае запасной имеется. В сенях пахло плесенью, и Лариска оставила дверь открытой. – Комнаты две. Конечно, не твои хоромы, но думаю, хватит… Деревянный пол, выкрашенный рыжей краской, старое трюмо с зеркалом, прикрытым простыней. Стол. Ваза. И башня из запылившихся тарелок. – Кровать на пружинах, но вроде нормальная. Перину я проветривала… Металлическая кровать с шишечками, точь-в-точь как та, которую мама на дачу отвезла, а потом кровать и с дачи исчезла, сменившись куда более современной тахтой. В доме неуловимо пахнет сеном. – Печь можешь растапливать, если хочешь, торфобрикета запас есть, но как по мне, так летом оно без надобности. …Печь белая, солидная, с черным зевом и раскрытыми заслонками. На натянутых вдоль печного бока нитях висят полотенца. – …Вот газ, смотри… Плита о двух конфорках. Посуда. – Ну, удобства, сама понимаешь, на улице, – Лариска осмотрелась. – В общем, разберешься. А если не разберешься, то звони. Конечно. Позвонит. И разберется. То есть сначала разберется, а потом позвонит… и уже охота назад попроситься. Есть ведь другие варианты. Например, можно квартиру снять, где-нибудь в городе… правда, у Женьки денег не так много осталось, но если попросить родителей… объяснить родителям. – Что-то ты совсем скуксилась, подруга, – Лариска покачала головой. – В общем, так, я сейчас схожу к старухе, она тут вместо старосты, скажу, пусть тебя сторожем на месяцок оформит. – Кем? – Сторожем. Да отомри ты! Все одно на кладбище живешь. Работа – не бей лежачего. Хоронить тут не хоронят уже лет двадцать. Деревенька тихая, чужаков нет. Просто ставка имеется, вот и… заплатят, конечно, копейки, но тебе и это надо. Для начала. Ну, обживайся… И Лариска ушла. Сразу стало не по себе. Старый дом, очнувшись от дремы, приглядывался к Женьке. Он видел ее насквозь вместе с нелепыми страхами, сомнениями и желанием вернуться к прежней, уже недоступной жизни. – Я справлюсь, – сказала Женька, расстегивая молнию на сумке. – Я сильная… Прозвучало донельзя жалко. Аня научилась чувствовать его появления задолго до того, как раздастся звук шагов. Просто в комнате что-то неуловимо менялось. Моргала лампочка. И отвратительная белизна кафеля тускнела. Само дыхание сбивалось. Ему нравился страх, человеку, который скрывал свое лицо за детской маской. Ане вспомнился стишок: идет бычок, качается, вздыхает на ходу… …Минотавр вздыхал шумно, как-то картинно. Проворачивал ключ в замке. И говорил: – Я вернулся. Он приносил с собой еду и воду и поил, прижав к губам горлышко бутылки. Аня глотала. Потом покорно открывала рот, а Минотавр запихивал в него кусочки вареного мяса. Мясо было жестким, и Аня с трудом прожевывала его, он же смотрел. Любовался. …Быть может, если все так и продолжится, Аня сумеет сбежать? Ведь развязал же он ее после первого разговора? – Я… – она сглотнула, пусть в горле и пересохло. Воду и еду он уносил с собой. – Я рада, что ты, наконец, появился. Мне здесь… так страшно. |