
Онлайн книга «Клинок Минотавра»
Иллария же промолчит. Ей Иван верил. Домой возвращались, держа друг друга за руку. Во второй Иван нес пакет с вареньем и наливкой. Иллария же шла, глядя под ноги, вздыхая так, что… – Мне не стоило сюда приезжать, – сказала она, выбираясь из кустов на дорогу. Жарко. Палит солнце, высушивая закаменевшую дорогу добела. И ветер гонит песок, покрывая им придорожные травы. – Не сюда. Не с тобой. – Поздно, – с удовольствием сказал Иван, понимая, что уехать она не уедет. Не из тех женщин, которые привыкли отступать. – Поздно, – Иллария неловко улыбнулась. А у ворот их ждали. Гостя Иван завидел издалека, тот ходил, заложив руки за спину, согнувшись, бормоча что-то под нос. И старые, еще отцовские сапоги его, измазанные грязью, запылились. Он вообще одет был странно. Древняя куртка с продранными рукавами и кожаными заплатами на груди. Старые штаны, заправленные в сапоги. Мятая полосатая рубаха и кепка, съехавшая на затылок. Он выглядел жалко и вместе с тем вызывал отвращение. – Ванька! – со всполошенным визгом гость бросился к Ивану и попытался обнять. Иван от объятий ускользнул. – Привет, Игорек. – А я смотрю, небось ты приехал, дай, думаю, в гости загляну… – Игорек повернулся к Ларе, которая замерла. – А это кто? Твоя, да? А прошлый раз другая была… такая… Он в воздухе обрисовал Машкину фигуру. – Теперь новая, да? – Игорек, чего тебе? Ясно, чего. И тот, засмущавшись, покраснев, догадку подтвердил. – Ванька… тут такое дело… дай сотку. Не, Ванька, ты не подумай, я отдам… вот зарплата будет, и отдам… – А ты работаешь? Не услышал, бормотал, глядя Ивану в глаза, про деньги, про долги, о которых помнит, про тяжелые жизненные обстоятельства. Он был суетлив, неопрятен, источал характерную вонь навоза, и Иван пятился, не желая, чтобы Игорек прикасался к нему, а тот все руку тянул, норовя ухватить за рукав. – Сотку? – с раздражением поинтересовался Иван. – Двести! – почуяв, что старый знакомец готов сдаться, Игорек поднял планку. Пускай. Лишь бы убрался. Игорек схватил купюры и сунул в карман курточки, облизнулся. – Чаем напоишь? – Нет. – Ванечка, – он засмеялся ломким смехом. – Брезгуешь? Небось, думаешь, что сам чистенький, а Игорек – скотина этакая, спился вусмерть? Именно так Иван и думал, но говорить не стал, не желая скандал провоцировать. Он уже жалел, что поддался на уговоры. Двести рублей – невелика сумма, но Игорек вернется. – Откупился, а чай пить брезгуешь, – произнес тот, отчего-то глядя на Илларию. Стеклянные глаза, недобрые. – Думаешь, что если человеку в жизни не свезло, то и хрен с ним, да? А я ведь надежды подавал… музыкантом был… Он протянул к Илларии грязные руки с тонкими пальцами. Ведь и вправду был. Играл хорошо, на скрипке вроде… и мать его гордилась, тянула жилы, пытаясь заработать на нормальную скрипку… и на учителей… и на конкурсы… он вроде бы даже выиграл какой-то. Карьеру прочили. И куда подевалась скрипка? – А мне руку сломали, – блеющим голосом пожаловался Игорек. – Из зависти… сломали, и все… изуродовали жизнь… только и осталось, что на других смотреть. Он баюкал левую руку правой, поглаживая смуглую, будто прокопченную ладонь. И была в этой его позе немалая театральность. – Я и запил. С горя. Когда пью, то оно легче становится, – признался Игорек. Что ему надо? И вправду за деньгами пришел? А ведь он живет как-то… пьет на что-то… работы здесь нет, да он и невеликий охотник искать. Нет, порой Игорька нанимают, дров наколоть или забор поправить, но скорее не от нужды, а из жалости. Жалость эта оборачивается запоями. – А тебе вот… свезло в жизни, свезло, – он облизал губенку, над которой пробивалась щетка усов. И те росли неровно, с проплешинами. – И работа у тебя есть. И деньги. И дом вот справил… и бабы… прошлая мне больше нравилась. Хотя и стерва. – С чего ты решил? – поинтересовалась Иллария, отступив на всякий случай к Ивану. За руку хватать не стала, просто стояла близко. – Стерва, – Игорек не спускал с Лары взгляда. И кадык на длинной тощей его шее нервно дергался. – Сразу видать. Я к ней со всем уважением, мол, здравствуйте, хозяюшка… а она меня матом. Нехорошо, когда баба матом ругается. Некрасиво. Небось, не обеднела бы со ста рубликов… на себя-то поболе тратит… ты, Ванька, так ей и скажи, что когда объявится другим разом, пускай себя поуважительней ведет. Не объявится. Ни этим, ни другим… нет больше Машки. – Когда это было? Ладонь Илларии на руке успокоила. И разозлила. Привыкает? А почему бы и нет, он же живой, и одиночество свое переносит остро. Иллария же рядом, удобная близость, и сама призналась, что Иван ей нравится. Может, вся эта охота – не более чем попытка сблизиться настолько, чтобы занять чужое место? Чушь. – Дык… – Игорек вжал голову. – Недельки две тому… может, чуть больше… прикатила вся такая… Две недели тому назад Иван был в городе. А Машка не добралась бы одна… или добралась бы? Автобус ходит дважды в сутки. Но от остановки еще километра два через лес идти… и выходит, что ее привезли? – Не видел, с кем приехала? Этот вопрос заставил Игорька осклабиться. – Что, гуляла баба? – он сунул пальцы в драные карманы и цыплячью свою грудь выпятил. – Я тебе говорил, Ванька, что стерва она! А стервей учить надобно. – Как? – глухо поинтересовалась Иллария. – Кулаком, – Игорек сжал кулачок и сунул под нос. – Бей бабу молотом, будет баба золотом! Вот что народ говорит! А народ, он мудрый. Спокойно. Иван не сказал, просто глянул на бледное осунувшееся лицо, и собственные подозрения стали смешны. Занять Машкино место? Не привлекает оно Илларию. Боится. Того, который прячется в прошлом, через годы отравляя Ларину жизнь. И всех остальных, нынешних, опасно близких. Ивана тоже, понимает, что он не причинит вреда, но все равно боится. – Но Ванечка у нас добрый, – проблеял Игорек, пятясь. – Он бабу не тронет… – Так с кем она приехала, – Иван вытащил портмоне. – Скажешь – долг прощу. А если еще чего интересного вспомнишь, то и… – Одна. Он смотрел на купюру, не видя больше ничего, кроме нее. – Уверен? – Вместе ехали… я в город катался, за пособием… раньше-то сюда привозили, а теперь сказали, чтоб сам, значит… а автобус дорогой! – Игорек не спускал взгляда с денег. – Ванька, не дразнися… я ее сразу узнал. Вошла вся такая… скривилась. Небось, не привыкла автобусом. В платье длинном, синем… и еще с цветами белыми по подолу… шляпка такая, ведерком… |