Книга Заблудшая душа, страница 49 – Евгения Грановская, Антон Грановский

— И что, этот неистовый Гассель фон Рогге действительно умеет стрелять? — поинтересовался Галеб, недоверчиво глядя на чернявого коротышку.

— Я видел собственными глазами, как он сбил с копья, воткнутого в землю, глиняный горшок, — сообщил пастор. — Теперь приглядись ко второму.

Галеб пригляделся. Это был тощий и длинный мужчина с грустными темными глазами и куцей бородкой песочного цвета. Одежда долговязого была из дорогой материи, но сильно потрепанная, зато шляпа — широкополая, с тремя густыми петушиными перьями — была абсолютно новой.

Долговязый рыцарь упражнялся в фехтовании, нанося по воздуху удары своим узким, длинным, как и он сам, мечом-клеймором.

— Он называет себя Флорианом Печальным, — сообщил Галебу пастор. — Говорит, что два года назад, вернувшись из похода, застал свой дом разоренным. Разбойники нагрянули ночью, перебили прислугу, а жену и детей Флориана сбросили в погреб и задвинули крышку погреба тяжелым сундуком.

— И что было потом?

— Жена и дети не смогли выбраться и погибли в погребе от голода и жажды. Флориан Печальный (впрочем, тогда его, вероятно, звали иначе) продал все, что имел, и отправился в кабак. Там он и провел последние два года.

Третий рыцарь оказался верзилой, до глаз заросшим рыжей щетиной. В руках он держал огромный протазан с острым наконечником в виде цветка лилии. Верзила был занят починкой крепления наконечника, и его толстые пальцы, держащие проклеенную тесьму, двигались ловко и умело. Рядом с ним, на скамье, лежал великолепный боевой топор с широким, выгнутым лезвием. Кроме того, на боку у здоровяка Галеб увидел длинный меч. Ножны были изрядно потрепаны, но в двух местах на них остались кусочки богатой серебряной инкрустации.

— Имя третьего рыцаря — Бык Рорхарт, — сообщил Галебу пастор.

Глядя на здоровяка, и впрямь похожего на быка, Галеб улыбнулся:

— Это имя ему очень подходит. Какова его история?

— На одной шумной пирушке Бык Рорхарт пошатнулся и пролил вино герцогу Меллендорфу на камзол. Герцог пришел в ярость и приказал своим дворянам-юнкерам выставить Быка вон. Однако, когда юнкеры схватили Быка, тот настолько рассердился, что переломал им руки и ноги, а одному вдребезги разбил голову о дубовую столешницу. Понадобилось двенадцать человек, чтобы связать хмельного рыцаря веревками. Возможно, все бы обошлось, но один из покалеченных юнкеров приходился жене герцога кузеном, и на следующий день Быка заточили в башню, а его имущество описали и конфисковали в пользу раненого юнкера и его семьи.

— И сколько времени Бык провел в темнице?

— Четыре года.

Галеб присвистнул:

— Не повезло бедолаге.

— Бедолаге?

Галеб и сам понял неуместность этого слова. На щеках Быка играл яркий румянец, а его зубы, обнаженные в ухмылке, были белыми и крепкими. От него так и веяло здоровьем и довольством, и даже потрепанная одежда не портила общий благополучный вид.

Починив протазан, здоровяк пару раз махнул им в воздухе и самодовольно объявил:

— Думаю, судари мои, что мы разделаемся с разбойниками на раз-два!

— Это не просто разбойники! — громко заявил Галеб.

Рыцари оставили свои занятия и уставились на него.

— Что? — спросил Бык Рорхарт.

— Они не просто разбойники, — повторил Галеб. — И победить их будет нелегко.

Здоровяк усмехнулся.

— Похоже, что ты вообразил себя великим воином, парень?

— Мне довелось дважды столкнуться с этими разбойниками, и я знаю, о чем говорю, — отозвался Галеб.

— Насколько хорошо знаешь? — уточнил коротышка Гассель, прищурив карие блестящие глаза.

— Настолько, что убил двоих из них, — спокойно ответил Галеб. — Среди белых псов есть настоящие демоны. Те двое, которых я убил, были оборотнями вроде вервольфов. А тот, что напал на меня тремя днями раньше, больше походил на медведя.

— Ты начитался сказочек про Беовульфа, парень, — с усмешкой сказал Бык Рорхарт. — Белые псы — обычные бродяги, раздобывшие по случаю несколько мечей и научившиеся с грехом пополам с ними управляться.

Галеб почувствовал, как в душе у него поднимается гнев, но сумел взять себя в руки. Взглянув на коротышку Гасселя, он поинтересовался:

— Рыцарь Гассель, а это правда, что вы осколком стекла вырезали целый полк?

— Вырезал, — ответил Гассель.

— И что вы при этом чувствовали? Что вы чувствовали, когда резали людей, как кроликов?

Гассель посмотрел на Галеба прямым, незамутненным взглядом и ответил:

— Ничего.

— Подумаешь — полк! — зычно проговорил Бык Рорхарт. — В битве при Шорах мне пришлось выступить в одиночку против тридцати янычаров! Десятерых из них я проткнул копьем, причем троих — одним ударом. Еще десятерым размозжил головы топором. Оставшихся десятерых мне помог прикончить мой славный мушкет!

— Такое иногда случается, — меланхолично произнес долговязый рыцарь Флориан Печальный.

— Со мной такое случается сплошь и рядом! — горделиво сообщил ему Бык Рорхарт.

— И как же вы умудрились застрелить сразу десять янычаров? — осведомился Гассель, глядя на Быка снизу вверх. — Или они покорно ждали, пока вы перезарядите свой «славный мушкет»?

— Они дали деру и бежали резво, как зайцы, — ответил Бык Рорхарт, выпятив грудь. — Я был утомлен битвой, поэтому не бросился за ними вдогонку, а просто поднял с земли оброненный мушкет и послал вслед беглецам свинцовую пулю. На этом сражение было закончено, и я вышел из него полным победителем.

— Вы убили десятерых врагов одной пулей? — спокойно уточнил Флориан Печальный. — Неужели такое возможно?

— К сожалению или к счастью, я не попал ни в одного, — заявил Бык Рорхарт. — Вместо вражеской спины мушкетная пуля поразила бочку с огневым зельем. Раздался взрыв и — ба-бах! Осколки бочки и куски разлетевшихся вдребезги ободов пронзили тела беглецов, как стрелы.

— Думаю, подобные случаи бывают в жизни, — задумчиво промолвил Флориан Печальный. — Однако не слишком часто.

— Друг мой, я уверен, что с людьми, обладающими богатым воображением, они происходят гораздо чаще, чем с прочими, — заметил коротышка Гассель.

Глаза Быка Рорхарта неприятно замерцали.

— Что вы этим хотите сказать, сударь? — осведомился он.

— Ничего, кроме того, что уже было сказано, — ответил Гассель, чьи глаза тоже блеснули.

— То есть, мое воображение настолько богато, что позволяет мне изрекать ложь?

— Смотря что называть ложью, — спокойно парировал Гассель. — Вы, мой друг, больше похожи на сочинителя сказок, а сказочники в нашем мире пользуются вполне заслуженным авторитетом, ибо без их изощренных выдумок мир был бы гораздо скучнее.