Онлайн книга «Мутанты»
|
– Заткнешь тебе, если вздумал прелюдию показать. В стогу сена… А между прочим, я предупреждал. Сильва приставил к тебе свою сестру не для того, чтоб мутанта ловить. А для целей вполне определенных. Потому что давно уже прицелился на твое место. Гуменник сел на землю, обхватив ноющую голову руками, навертел на палец оселедец: – Что делать будем? Думай! Ты ведь тоже не хохол и не поляк! – Оставаться в Украине нам никак нельзя… Не партизанить же идти в леса? Не в схронах отсиживаться. – В схроны рано еще, думай! – А на хрен бы этих оранжевых жовто-блакитников! – прямо сказал Геббельс. – Мне они давно надоели. Все у них глупо и бездарно. Рванем в эмиграцию. – Вопрос – куда? На западе скушно, застойное болото. В Штатах законы идиотские, тотальный контроль… – Может, в Израиль, батько? Партийная касса у нас на личных счетах… – Тебя-то пустят, а я каким боком? – Заключим однополый брак. – А не боишься вдовой остаться? Моя партия в черном списке. В аэропорту Бен Гурион и повяжут. Потом сердечный приступ или автокатастрофа… – Тогда путь один – домой, в Россию. И там все сначала. – А что? – оживился батько. – Дома и стены помогают. Начинать сначала – это по-нашему. Да и опыт есть… Как же через границу? – Через таможню нам нельзя, узнают. Воспользуемся «окном» на двенадцатом километре. Там знак на стене, «Смерть коммунистам»… – А как в таком виде? – Соваться в Россию в нашей униформе опасно. Сразу просчитают. – Иди и раздобудь цивильную одежду, – приказал батько. – А если опять нарвемся? Что-то бегать надоело… Пойдем голые. – То есть как? – В трусах. Сейчас лето, будто бы загораем. Гуменник подумал и стал стягивать сапоги: – Черт, хромачи жалко, в Киеве на заказ шил, генеральские. И галифе настоящие, английские… – Справим другую форму. Например, казачью, а? И на Дон! Батько достал из кармана галифе старинную запорожскую люльку, пососал мундштук: – Люльку не брошу. Чтоб не досталась проклятым ляхам… – Слишком заметный предмет, – стягивая с себя одежду, заметил Геббельс. – Да и табак кончился… Кстати, и серьгу вынь из уха. – Е-ё! – вдруг воскликнул батько и оттянул оселедец. – А с этим что делать? Не выщипывать же! – Что бы ты без меня делал, атаман! – Лях вынул ножницы и пощелкал у него над головой: – Подставляй свой локон. – Это у тебя откуда? – Скажу по секрету, батько, моя первая профессия – парикмахер. И я всегда ношу инструмент с собой… На, возьми на память. Гуменник с явной ностальгией потрепал срезанный оселедец. А телохранитель, словно фокусник, достал опасную бритву. – Айн момент! Твои роскошные усы тоже оставим хохлам. Прости, атаман, брить буду на сухую. Помазка и мыла не прихватил. Батько вытерпел и бритье. Геббельс же полюбовался своей работой и остался доволен: – Нормальный пацан. Опять на братка похож… Гуменник с яростью втоптал волосы в землю и погрозил стеком: – Ну, хохлы, вы у меня попляшете! Я вам все припомню! Схватите вы у меня казачьих нагаек! Таможенный храм не рухнул, и стена устояла, несмотря на то, что все присутствующие на границе и бодрствующие в тот предутренний час явно ощущали, как вздрагивает под ногами земля. Поэтому оба жреца отправились спать в самое прохладное и обдуваемое место, в свои святилища – на смотровые площадки, каждый под свой флаг. Вовченко к службе относился с особым прилежанием, поэтому проснулся по внутреннему будильнику в седьмом часу, умылся, привел себя в порядок и, переодевшись в чистые форменные брюки и рубашку, выглянул в круглый проем, словно кукушка в часах. Россия еще только просыпалась, небо было чистым, и грядущий день ничего, кроме жары, не сулил. Однако глаз помимо воли отметил что-то необычное в этой привычной картине, но что именно, после ночного братания было сразу не уловить из-за крайне рассредоточенного внимания. И тут голубь прилетел и сел в часовом проеме, заглядывая внутрь, – эти потерявшие всякий страх твари давно присматривали себе таможенный храм под голубятню. – Кыш! – Вовченко спихнул птицу. И вот, провожая ее взглядом, узрел изменение в привычном пейзаже: показалось, на государственном флаге всего две полосы. В любом состоянии Шурка точно помнил, что должно быть три и было всегда три. А тут вроде всего две и непонятного цвета, поскольку в глазах еще рябит с похмелья. Вовченко всегда отличался пытливым умом, поэтому сначала сам попытался разобраться в столь неожиданном явлении, а потом растолкал спящего тут же, на площадке, новообретенного отца: – Батя, посчитай… Сколько полос на государственном флаге? – Что их считать? – пробурчал тот. – Я их никогда не считаю. И тебе не советую. Мне так все равно… Перевернулся на другой бок и уснул. Тогда Вовченко потарабанил в стенку, разделяющую смотровую площадку на две части: – Мыкола? Брат? Ты спишь? Тот, видимо, тоже проснулся, собирался на службу и зубрил мову, поскольку ответил по-украински: – Ну що тоби треба? – Посчитай, сколько полос на твоем флаге? – А на кой тоби? – удивился и сбился с правильной мовы Волков. – Ты посчитай! Это тренинг такой, проверка на остроту внимания. Волков помолчал с минуту, похоже считал, а потом сказал: – Богато… – Как богато? Две или три? – Та вин весь полосатый, – после паузы отозвался Мыкола. – Американский, что ли? Как матрасовка? – Та ни… Вроде меньше… Три, можливо – четыре… – Сколько должно быть? – Та шо ты пристал, Шурка? У мене голова як чугун… – Сдается мне, брат, – сказал Вовченко, – мы ночью таможни перепутали. Ты стоишь на моей, а я на твоей. – Ну и шо? Мы ведь с тобой братья. Шо нам делиться – твоя, моя… – Проснись, Мыкола ! Ты в чужом государстве! – У чужому? – должно быть, проснулся тот. – А як же ж отличить? – Да протри глаза и на государственный флаг посмотри! Волков смотрел и соображал несколько минут, после чего отозвался голосом почти трезвым: – И верно, триколор… А я ведь на украинской таможне служу. Значит, должен быть жовто-блакитный. – Ну, наконец-то! – облегченно вздохнул Шурка. – Давай быстро меняться! – Не успеем! – встревоженно сказал Мыкола. – Машина пана Кушнера подъезжает… Пошли на посты! Может, не заметит… |