
Онлайн книга «Ланарк: жизнь в четырех книгах»
— Некуда больше их сваливать, — мрачно заметил Сладден. — Ты говорил по телевизору, что эти пакеты не пропускают запах. — Так и есть, но они легко рвутся. Они приблизились к кварталу частных домов: одинаковых бунгало, маленьких и аккуратных, перед каждым небольшой садик, рядом — гараж. Машина затормозила у одного из них, с парой старомодных фонарных столбов из кованого железа перед воротами. Сладден подвел Ланарка к передней двери и стал рыться в карманах, разыскивая ключ. При мысли о том, что сейчас он увидит Риму, сердце у Ланарка отчаянно забилось. Через незанавешенное окно сбоку виднелась освещенная гостиная, где за низким столиком у камина пили кофе четверо гостей. Одного Ланарк узнал. — Там Гилкрист! — воскликнул он. — Хорошо. Я его пригласил. — Но Гилкрист на стороне совета! — В вопросе о санитарии — нет. Тут он на нашей стороне, и нам важно выступить широким фронтом перед журналистами. Не беспокойся, он твой большой поклонник. Они вошли в маленькую прихожую. Сладден взял с телефонного столика записку, прочел ее и нахмурился. — Римы нет дома. Алекс наверху, в комнате, где телевизор. Наверное, ты хочешь прежде всего встретиться с ним. — Да. — Наверху, первая дверь направо. Ланарк взобрался по узкой, застеленной пушистым ковром лестнице и тихонько открыл дверь. В углу маленькой комнаты стоял телевизор, перед ним — три кресла. На полу, среди пластмассового оружия, лежали два игрушечных солдатика в разной форме. На столе были разбросаны игра «монополия» и рисунки на листах бумаги. На подлокотнике среднего кресла сидел Александр, гладил свернувшуюся на сиденье кошку и смотрел телевизор. Не оборачиваясь, он произнес: — Привет, Рима, — потом обернулся и повторил: — Привет. — Привет, Сэнди. Подойдя к столу, Ланарк стал рассматривать рисунки. — Что это? — спросил он. — Ходячий цветок, кран, который переносит через стену паука, вторжение всяких разных инопланетян. Хочешь посмотреть со мной телевизор? — Хочу. Александр столкнул с кресла кошку, и Ланарк сел. Александр прислонился к нему, и они стали смотреть фильм, похожий на тот, который Ланарк видел в модульном доме Макфи, только на сей раз убивали друг друга солдаты, а не автомобилисты с мотоциклистами. Александр спросил: — Тебе нравятся фильмы про убийства? — Нет, не нравятся. — Это мои любимые фильмы. В них все, как в жизни, правда? — Сэнди, я собираюсь надолго уехать из города. — А-а. — Я хотел бы остаться. — Мама говорила, ты будешь часто ко мне приходить. Она не против, чтобы мы дружили. — Знаю. Когда я ей говорил, что буду приходить часто, я не знал, что придется уехать. — А-а. Глаза Ланарка наполнились слезами; он поймал себя на том, что вытянул губы, готовясь взвыть. Он подумал, что для мальчика будет ужасно запомнить отца разнюнившимся, отвернул лицо и напряг мускулы, удерживая горе внутри. Александр повернулся к телевизору. Ланарк встал и неловко шагнул к двери: — До свидания. — До свидания. — Я всегда тебя любил. И всегда буду любить. — Хорошо. — Александр уставился в телевизор. Ланарк вышел, сел на ступеньку лестницы и стал с силой тереть глаза руками. У подножия лестницы появился Сладден: — Прости, но пресса торопится. — Сладден, ты будешь как следует о нем заботиться? Сладден поднялся к нему и сказал: — Не беспокойся! Знаю, в молодости я немало нагулялся, но я всегда любил Риму и теперь хочу постоянства. Алексу будет хорошо со мной. Нынче я человек домашний. Ланарк вгляделся в лицо Сладдена. Форма осталась прежней, но переменилась материя. Это было напряженное, близкое к отчаянию лицо человека, обремененного заботами. Ланарк подумал, что покойная домашняя жизнь с Римой едва ли возможна, и ему стало жалко Сладдена. Он сказал: — Я не хочу разговаривать с журналистами. — Не беспокойся. Главное, перед ними появиться. Лампа с абажуром на каминной полке отбрасывала овал мягкого света на небольшую группу, собравшуюся перед огнем. На длинной кожаной софе перед камином сидели Сладден, Гилкрист, человек со спокойным лицом и человек с лицом сорвиголовы. Седая дама, которую Ланарк видел в зале капитула, устроилась в кресле, держа на коленях портфель. Ланарк затолкал свой стул подальше в тень. Сладден сказал: — Эти два джентльмена в курсе дел. Они на нашей стороне, так что тревожиться не о чем. Спокойный человек произнес спокойно: — Личные подробности нас не интересуют. Мы хотим одного: назначить на нужную работу подходящего человека. — На политическую арену выходит новая фигура, — вмешался сорвиголова. — Откуда он? — Из Унтанка, — отозвался Сладден. — В юности мы были близкими друзьями. Прожигали молодость в одной и той же богемной компании, отмеряли жизнь кофейными ложками и пытались найти смысл существования. Я в те дни бездельничал, а Ланарк, нужно отдать ему должное, произвел на свет прекрасный образчик автобиографической прозы и социальные заметки — мне выпала честь быть их критиком. — Нашим читателям это не нужно, — сказал сорвиголова. — Это нам годится, — сказал спокойный. — Что произошло дальше? — Он отправился в институт, где работал под руководством Озенфанта. Весь отдел энергетики держался на нем, все же его таланты не были оценены по достоинству, и в конечном счете он не выдержал бюрократической бессмыслицы и вернулся в Унтанк, но прежде выразил решительный протест лорду президенту-директору. — Здесь не помешают драматические подробности, — оживился сорвиголова. — Из-за чего именно вы поссорились с Озенфантом? Ланарк постарался припомнить. Наконец он проговорил: — Я с ним не ссорился. Это он поссорился со мной, из-за женщины. — Это лучше выпустить, — заметил Сладден. — Хорошо, — кивнул спокойный. — Он вернулся в Унтанк. И тогда? — Я могу рассказать, что случилось тогда, — любезным тоном вмешался Гилкрист. — Он посвятил себя службе обществу, устроившись на работу в центральный центр занятости, стабильности и окружающей среды. Будучи его начальником, я вскоре осознал, что имею дело со своего рода святым. Сталкиваясь с человеческим страданием, он абсолютно не мог вынести бюрократической волокиты. Честно говоря, частенько я за ним не успевал, и именно поэтому он как раз такой лорд-провост, в каком нуждается регион. Не мыслю себе политика, более достойного представлять Большой Унтанк на предстоящей Генеральной Ассамблее. |