Книга Угодья Мальдорора, страница 25 – Евгения Доброва

— Хорошо, чернила мы возьмем. А шприц?

— В санчасти свистнем.

Это была здравая идея. Лидкина мама, будучи медиком, устроилась на лето в лагерь — поближе к ребенку. Ее забота распространялась и на меня. Каждое утро она приходила в столовую с баллончиком каметона и, отозвав нас в сторонку, делала антивирусную ингаляцию, которую называла странным словом «превенция».

Лидкина мама вообще любила выражаться. Однажды мы дежурили в столовой на раздаче, и Лидка положила ей маловато свеклы с чесноком — плохо зачерпнулось.

— Что это за ректальный плевок! — возмутилась та.

Медработники вообще циники — такого, бывает, на вызовах насмотришься… Вот, например, последняя история с Мартынихой. Спасаясь от головной боли, старуха налепила себе на темечко, прямо на волосы, перцовый пластырь; а потом, конечно, не могла снять — дергала и стонала. Его и отстричь-то проблема — я вспомнила, как закатала брату в шевелюру жвачку и как потом мучилась с ножницами бабушка.

Диалоги у Бубенко бывали блестящие. Однажды за ужином Лидка уронила галету и наклонилась, чтобы достать.

— Дочь, не подбирай с пола!

— Микробов придумали производители мыла.

— А дизентерию — инфекционисты. А кариес — зубные врачи.

Бороться с Лидкиной матерью было невозможно.

— Ат-ткрываем рот, молодежь, — говорила она и нацеливала в гортань баллончик с ментоловой гадостью. — Молодец. Теперь ты.

В эту минуту мы походили на несчастных голодных птенцов, разинувших клювы и ждущих от матери червячка. Впрочем, каметон был гаже любого червяка.

— Ну мы же не хотим болеть, правда? — приговаривала Лидкина мама, глядя, как мы кривимся.

Из-за таких вот превенций я не особенно любила пионерские лагеря. Но меня туда все равно отправляли. Одним ребенком в доме меньше — и то отдых.

Где принуждение — там и протест. Надо сказать, мы с Лидкой были далеко не самыми послушными в отряде. Мы прятались от зарядки, линеек и строевой подготовки. Мы прогуливали веселые старты и кружок художественной самодеятельности. Посыпали мальчишкам волосы зубным порошком — благородная седина, красота! Запирались вдвоем в туалетной кабинке и громко имитировали определенные звуки, когда кто-то заходил в соседнюю. Так что проделка с чернилами была еще пустяком.

На следующий день мы сходили в поселок и принесли пузырек фиолетовых чернил. Осталось раздобыть шприц. Мы сидели на скамейке у главного корпуса и обдумывали детали.

— Отмоем потом хорошенько, — сказала Лидка. — Чернила к стеклу и стали не пристают.

— Это же нестерильно! Вдруг твоя мама сделает кому-нибудь укол? Бах — и заражение крови…

— Мы в автоклав положим, на кипячение. Все микробы убьются.

— Не надо его вообще возвращать. Выкинем, и все. Одним больше, одним меньше…

— А как мы без мамки в кабинет попадем?

— Можно вызвать ее к кому-нибудь. Сердюкову попросим, чтобы в обморок грохнулась.

— Она дверь за собой закроет.

— Закроет, — согласилась я. — Надо прийти к ней вдвоем. Я отвлеку, а ты стибришь. Знаешь, где шприцы лежат?

— Знаю. Только там всего одна комната, мамка все равно увидит.

— Тогда надо, чтобы она на время вышла.

— Пробки вырубим! — сообразила Лидка. — Я в кабинет зайду, а ты рубильник переключишь в коридоре. Она пойдет к щитку смотреть, в чем дело, а я в это время возьму.

— Найдешь в темноте?

— Да чего там искать…

Назавтра у нас был козырный десятимиллиметровый шприц. Операцией «чернила» мы занялись на пожарной лестнице клуба. Игла легко протыкала нагретые на солнце карамельки. В каждую умещалось по капле. Лидка ловко вливала начинку, словно крем в эклер из корнетика. Раз, и готово. Следующая. Следующая. Даже руки не испачкала.

— Ловко ты!

— Знаешь, я сколько подушек переколола…

Мы завернули «Клубнику со сливками» обратно в фантики, сложили в мешочек и пошли выкидывать шприц в контейнер для мусора.

Отряд готовился ко сну. Мы стояли у рукомойников и чистили зубы. Мне выдали в лагерь гадкую горько-соленую пасту «Поморин», а у Лидки был зубной порошок — ее мама настаивала, что он полезнее.

Лидка макала щетку в коробочку и орудовала ею во рту с каким-то особенным рвением.

— Не дави так сильно, эмаль сотрешь.

Бубенко что-то промычала в ответ.

— Волосатая головка за щеку заходит ловко! — В дверном проеме показалась рыжая голова. Елисеев. Показал язык и убежал. Лидка выскочила за ним в коридор и отправила вслед мощный меловой плевок.

Все, кто это видел, засмеялись. Бубенко сняла с батареи тряпку и вытерла загаженный пол, чтобы не подставлять Свету, нашу вожатую, — после отбоя она всегда заходила. Заглянет в палату:

— Девочки, кому надо — подмываться! Пойдемте, я вас отведу.

С постелей встают человека четыре. Самые аккуратные и чистоплотные девочки берут полотенца, мыло и бредут за ней в душ.

Света у нас хорошая. Спокойная, разрешает болтать в тихий час, а на ночь иногда, под настроение, рассказывает страшные истории.

— Две девочки из старшего отряда решили вызвать пиковую даму. Ну, знаете, два зеркала напротив, свечи горят… где они их взяли, из дома, что ли, привезли… «Пиковая дама, пиковая дама, появись…» А она взяла и появилась. Одна девочка — в обморок, на «скорой помощи» увезли. Так что вы поаккуратнее с этим.

— А про бродячую статую? Расскажи, Свет!

— А это бред сивой кобылы. Ну как она пойдет, она же каменная.

— А Юлька видела.

— Что она видела?

— Как статуя шла по аллее, а потом свернула к столовой.

— Очки пусть получше протрет. Вот глупость — бояться того, чего нет. И так опасностей полно в жизни.

Да, с вожатой нам повезло. Вон в третьем отряде хромая Маргарита — явно с садистскими наклонностями. Просто замучила всех своими разводками. Это она в «Артеке» набралась. Своим элитарным вожатским прошлым Маргарита хвастается часто. Однажды мы слышали, как она рассказывала Свете про лагерь-мечту советского пионера.

— Представляешь, прошлым летом у нас ребенок в море утонул. Вожатая два дня бегала по пляжу как безумная и выла.

— Ужас какой. Прямо выла?

— Как собака. А что бы ты делала на ее месте…

— Не знаю. Это случилось бы не в мою смену, — ответила Света.

К детям у Маргариты был особый подход.

— Сейчас, — сказала она своим в день приезда, — мы будем играть в игру «кошечки». Сперва каждый говорит, как его зовут. Стоп, стоп, давайте по порядку. Ваня, Сергей, Полина, Наташа… Замечательно. Встаем в круг на четвереньки. Встаем-встаем, ковер чистый, вчера пылесосили. Соединяем большие пальцы рук. Кладем на пол. Теперь соединяем указательные пальцы с пальцами соседа. Да, вот так. И задаем по кругу вопрос. Полина, ты начинаешь. Говоришь: «Коля, ты знаешь, как играть в кошечек?» Коля должен ответить: «Нет, Полина, не знаю», — а затем задать тот же вопрос следующему: «Ваня, ты знаешь, как играть в кошечек?» Кто перепутает имя, выбывает.