Онлайн книга «Угодья Мальдорора»
|
— Подсадите. Лифшиц подтянулся на локте, толкнул раму. Открыто, отлично. Дарители достали гроб, поставили вплотную к стене. Сашка сказал, что отгонит «четверку» назад и вернется. — А мы? Так и будем здесь торчать? — Ладно, садитесь в машину, никто наш подарок не стащит. Вернувшись, троица действовала по плану. Лифшиц влез в кабинет и зафиксировал фрамугу с помощью стула. Прохоренко с Морозовым взяли гроб и подали одним концом в окно. — Тише, не грохай. Подарок скрылся в классе. Через пару секунд высунулась Лифчикова голова. — Геныч, залезай, помоги. Тяжелый, зараза. Морозов ухватился за карниз, подтянулся, забросил ногу и перевалился через подоконник. Прохоренко последовал его примеру. В кабинете было темно. На учительском столе возвышался непонятный предмет. Огромный мерцающий кокон венчали ветвистые рога, они покачивались и шуршали от дуновения ветра. — А это что за НЛО? — Икебана, не видишь… Лифшиц с Морозовым пронесли гроб по кабинету и разместили прямо перед доской. Прохоренко стоял на стреме. — Чуть не забыл, — Сашка вынул из кармана открытку с букетом хризантем и золотой надписью «С Днем учителя!» и водрузил на гроб, зацепив сгибом за край. — Все, айда. — Следов нет? Может, вытереть? — Морозов схватил в углу швабру и стал елозить ею по полу, выводя восьмерки. — Сухо на улице, — ответил Лифшиц. — Пошли. Математика была первым уроком. Все стояли в рекреации и ждали, пока Брексиха откроет класс. С утра она обычно немного опаздывала. Наконец раздалось неторопливое цоканье каблуков, и в коридоре показалась математичка. Она шла, зажав под мышкой журнал и размахивая деревянной гирькой брелока. Не гирька, настоящий бульник — чтобы не потерять. Ничего не подозревая, деловито отперла дверь — и замерла на месте. — Что это значит?! — закричала Брексиха, и взгляд ее упал на открытку. — Ну, спасибо… Разъяренная, она выскочила из класса, как гоночный болид. Никто ничего не понимал. Все испуганно стояли у гроба и не садились. Я подумала, как вкусно пахнет свежестругаными досками. Через минуту математичка прибежала вместе с директрисой. — Вот! — завопила она. — Полюбуйтесь! — Кто это сделал? — недобро спросила Нонна Павловна. В классе стояла тишина. Гро. Бо. Вая. — Еще раз спрашиваю — кто? Молчание. — Ладно, вы у меня еще попляшете. Мы разберемся, Лариса Евгеньевна, не переживайте. — Директриса взяла под локоть пунцовую от гнева Брексиху и вывела ее в рекреацию. — Учишь, учишь их… Подонки… — донесся из коридора не то вскрик, не то всхлип. Вскоре дверь отворилась вновь, и в класс зашли завхоз с военруком. Они взяли гроб с двух сторон и понесли к выходу. Как яркий осенний лист, с борта спланировала на пол открытка. Они посмотрели и, ей-богу, не вру, усмехнулись. Оба. Едва заметно, в усы. — Вы далеко не уносите. Может, понадобится еще, — съязвил Елисеев. Первого урока так и не было. Следующие прошли по расписанию, а в конце дня нас снова навестила директриса. Она вошла в кабинет и демонстративно заперла за собой дверь. — Никто не выйдет, пока я не узнаю. Хоть трое суток будете сидеть. Ну? Я жду. Приготовлений Лифшица и Ко никто не видел, а подозревать можно было любого, потому что Брексиху недолюбливали все. Нонна Павловна сверлила нас глазами — каждого по очереди. Сканировала, полагаясь на свой многолетний опыт и педагогическое чутье. — Из-за виноватых будет заперт весь класс. — Мне на хор надо, — возмутилась Бубенко. — А мне на скрипку, — заныла Пятакова. — А мне к врачу… — А мне сестру из сада забирать… — Никто никуда не пойдет. Последний раз предупреждаю — лучше по-хорошему признайтесь. Ответа снова не последовало. Морозов мял бумажку, Лифшиц отрешенно смотрел в окно, Прохоренко колупал угол парты… — Не хотим сознаваться? Хорошо. Будем по одному. — Директриса взяла со стола журнал. — Агафонов! Игоряша Агафонов, увалень и тормоз, поднялся из-за парты и хлопал коровьими ресницами. — Ты это сделал? — Не я… — А кто? — Не знаю… Директриса пристально смотрела на Игоряшу. Агафонов выглядел жалко: он чуть не плакал, но в то же время казался испуганно-изумленным, словно не понимая до конца, что происходит. — Сядь. Безручкина! Нет? Бубинко! — Бубенку! — Лидка терпеть не могла, когда неправильно произносили ее фамилию. — Я тебя об этом не спрашиваю, Бубенко! — заорала директриса. — Ты это сделала? — Как вы себе это представляете? Я вообще пилить не умею. — Не пререкайся со старшими! Знаешь, кто это сделал? — Не знаю, Нонна Пална. — Точно? — директриса, наверное, пыталась вспомнить в этот момент какой-нибудь фильм про гестапо. — Правда, не знаю. Не знаю я! — в сердцах сказала Лидка. — Васильев! — выкрикнула директриса по списку. Через час опрос был закончен. Никто не сознался. Директрису это, с одной стороны, взбесило, а с другой — утомило. — Я все равно выясню, — пообещала она, направляясь к выходу. — А пока все наказаны! Дверь осталась открытой. Бубенко первой схватила портфель и понеслась, едва не сбив на лестнице с ног директрису, — она и так сильно опаздывала на хор. За Лидкой поднялись остальные. В понедельник на доске объявлений появился свежий приказ: «Ученикам 8 «А» класса — далее шел список фамилий — объявляю строгий выговор с занесением в личное дело и приказываю условно исключить их из средней школы № 1 поселка Лесная Дорога сроком с 8 по 10 октября 1990 года». Число. Печать. Подпись. — Чего стоите, нет у вас уроков, — сказала гардеробщица. — Забирайте свои куртки, я в столовую ухожу. Не так уж и плохо — нечаянные каникулы. Кто-то собрался домой, но Лифшиц предложил: — Айда на турники! — Ура! — гаркнул Димка Васильев. — Гуляем, пацаны! Все дружно зашагали на детскую площадку. Никто не откололся от коллектива, даже Бубенко с Пятаковой, которые вполне могли пойти домой и попеть на досуге сольфеджио. Такого единодушия в классе еще не было. Девчонки забрались с ногами на карусель, будто куры на жердочку, и велели Тунцову раскрутить ее до предела, а сами визжали как ненормальные. Агафонов оседлал качели, Лифшиц с Морозовым на счет подтягивались на турнике, Васильев, Прохоренко и Карпухин играли в сифу чьей-то перчаткой… Все словно забыли, по какому поводу нет уроков. |