Онлайн книга «Она уже мертва»
|
– Я могу, – подал голос Шило, и Маш громко расхохоталась: – Да ты, я смотрю, на все руки от скуки. Прямо сказка, а не парень. Кому только такой достанется? Белка, ты обязательно должна прорекламировать это чудо в своих статейках. Очередь из девиц растянется до Магадана. – Бери выше, до Аляски, – сказал Шило, направляясь к стойке с киями и шарами. – Только предупреждаю, играю я на среднем уровне. Любитель, так сказать. – Тогда даю тебе фору в два шара. – Это лишнее. Миш, живо напомнивший Белке официанта из затрапезного сетевого кафе при автозаправке, обнес всех бокалами с Романе-Конти, и партия началась. Разбив пирамиду, Маш легко закатила в лузу первый шар, отпила глоток и мечтательно зажмурилась: – Все тридцать три удовольствия сразу, надо же! Так о чем ты хотел нам поведать, Шило? – О чем? – Что якобы кто-то из нас – не тот, за кого себя выдает. Надеюсь, ты не имел в виду никого из присутствующих? Шило осклабился, продемонстрировав отсутствие верхнего правого клыка, странно, что Белка до сих пор этого не замечала. – Я помню тебя, душа моя. Хотя и прошло больше двадцати лет. Ты не изменилась. – Спасибо за комплимент. – Это не комплимент. Ты не изменилась. Просто постарела. Маш, не ожидавшая такого вероломства от кузена, неожиданно промазала, и шар под номером девять стукнулся о бортик стола. – Никогда не знаешь, чего ждать от деревенщины, – в сердцах бросила она. – Тут ты попала в точку. Но я бы расширил ареал. Никогда не знаешь, что ожидать от близких родственников, где бы они не жили. – Готовишь удар в спину? – Пока просто удар, – кий Шила скользнул по «восьмерке». – Но для меня ты вне подозрений. И… как ты говоришь… Миккель – тоже. Ведь ты можешь поручиться, что он твой родной брат? – Увы. А относительно нашей журналистки? Что скажешь? – Полина Кирсанова – известное имя. К известному имени прилагается фотография в журнале. И эта фотография соответствует тому человеку, которого мы видим перед собой. Но даже если бы это было не так. И по какой-то причине я бы не видел фотографии. У той девочки, которую я помню, была привычка накручивать прядь на палец. И она сохранилась. – Идиотство, – бросила Маш, внимательно следя за шарами на сукне. – Вовсе нет. Можно сымитировать все, что угодно. Но не мелкую моторику. – Не смеши. – В том плане, что о ней нужно помнить постоянно. Или быть хорошим актером. Профессиональным. – Кажется, у нас в семье есть профессиональные актеры. Поговори об этом с ними. – Один, – уточнил Шило. – Один актер. Кстати… Ты была самая старшая из нас, Маш. – Не самая. И прекрати мусолить мой возраст. – Извини. Я хотел сказать, что ты была достаточно взрослая, чтобы запомнить всех тех, кто младше тебя… – Этого еще не хватало! Буду я запоминать всяких шмакодявок. – Твой брат думает так же? – Шило разговаривал с Маш так, как будто Миша не было в бильярдной, доле официантов из сетевых кафе не позавидуешь. Пустое место, зеро. – Не вижу поводов, чтобы он думал иначе. Правда, Миккель? – не дожидаясь ответа, Маш снова переключилась на Шило. – А к чему ты, собственно, клонишь? – Что скажет Белка? – Я помню Тату. Она была необычным ребенком. – А теперь? – Что теперь? – Белка все еще не понимала, куда клонит Шило. – Она выросла, вот и все. – И ты сразу узнала ее? – Нет. Смешно, но поначалу я приняла ее за Алю. – Почему? – Откуда же мне знать… Между пятилетней девочкой и двадцатисемилетней женщиной не так много общего. – То есть… Если бы Тата сказала тебе: «Привет, сестренка, я – Аля», ты бы поверила ей? – Да, – Белка заколебалась. – Но… – Да или нет? – Да. – Вот если бы у нее была какая-нибудь отличительная черта… Родимое пятно вполлица или татуировка… – Татуировка у пятилетней девочки? – Что-то меня занесло, – тут же поправился Шило. – Остановимся на родимом пятне. – У Таты или у Али? – Неважно. Речь идет всего лишь об опознавательном знаке… – Насколько я помню, ни у кого из них не было никакого пятна. И сейчас нет. – И я об этом. Они – самые обычные. – Тата – необычная, – упрямо повторила Белка. – Поговорив с ней, я бы сразу поняла – это она. Когда-то она сказала, что бабушка – Моби Дик. Тебе бы пришло такое в голову? – Моби Дик – это кит? – уточнил Шило. – Да. Довольно странное сравнение для пятилетней девочки. Спорим, что в свои восемь, ты и понятия не имел о Моби Дике. – Я и в шестнадцать не имел. И в двадцать пять. Но мы отвлеклись. Выходит, Тату ты узнала бы по нестандартному взгляду на мир? – Можно сказать и так. – А ты уверена, что этот взгляд не изменился? Разве не бывает, что дети, проявлявшие большие способности в раннем возрасте, со временем их утрачивали? – Бывает. – Сплошь и рядом, – подтвердила Маш. – А еще бывает, что те, кто был занозой в заднице, так ею и остаются. Я имею в виду тебя, Шило. – Приходится оправдывать детскую кличку, что поделать. – Это – не Татин случай, – почему-то разволновалась Белка. – Ты так хорошо успела узнать ее за последние сутки? – Я неплохо разбираюсь в людях, поверь. Одного разговора было достаточно, чтобы понять – она глубокий и ранимый человек. – А если ты ошибаешься? – Шило смазал мелом кончик кия и снова прицелился. – Иногда такие ошибки могут стоит дорого. – Прекрати нас запугивать, – не выдержала Маш. – И прекрати нести всякую околесицу. У меня от нее голова идет кругом. Тата, Аля, родимые пятна на физиономии… И, кстати, ты забыл упомянуть о толстяке. – Да-да. Гулька был толстый, и это тоже можно считать отличительной особенностью. – Но теперь-то он худой, – сказала Маш. – И красивый, – добавила Белка. – А ведь ничто не предвещало, что парень обернется Аполлоном, – заключил Шило. – Они были слишком малы, чтобы чего-то от них ожидать. – Вот! Вот я и услышал то, что хотел. Они были слишком малы. Это все, что вы можете сказать о них прежних. Других характеристик нет, так? – Не понимаю, к чему ты клонишь? – К тому, что представиться Алей и Гулькой мог кто угодно. Никто ведь не поддерживал связь с ними все эти годы. Или я неправ? |